Маркиз пришел в отчаяние. Он так был поражен, узнав свою незнакомку в новой Линде, что не подумал запастись букетом во время антрактов, и теперь ему нечем было ознаменовать свое усердие.
Он вышел из театра и побежал к подъезду артистов — дожидаться выхода примадонны.
Там уже было несколько лиц разных званий; к ним присоединились мало-помалу посетители фонте-фиорской ложи и другие лица приличной наружности; все вместе дождались Терезины, приветствовали ее снова, и когда ее гондола отчалила от здания Феничэ, проводили ее с факелами, музыкою и рукоплесканиями вплоть до квартиры, занимаемой ею в гостинице del Leone Bianco (y Белого Льва). Войдя в Каналэ-Грандэ, импровизированная эскадра была встречена большою пароходною яхтою синьоры Фонте-Фиоре, иллюминованною цветными шкаликами и убранною цветами, а еще более разряженными дамами. Гости яхты долго катались по каналу, наслаждаясь двойным удовольствием веселого собрания и роскошного ужина, приготовленного для них на середине фордека. Праздник, конченный для виновницы торжества, продолжался до поздней ночи для ее счастливых покровителей.
Маркиз так был занят своими собственными чувствами, что даже не разобрал, как странно клеилось это торжество с не совсем удачным дебютом неизвестной посредственной примадонны. Он не отставал от гондолы Терезины до самого дома певицы — и возвратился потом к себе, полный золотых грез и тревожных ожиданий…
На другой заре он отправил к синьоре Бальбини целый куст цветов с признанием in-folio[56], пересыпанным дифирамбами его любви, пафосом уверений и клятвами в постоянстве; письмо было подписано полным титулом последнего Форли и запечатано его гербовою печатью. Он, разумеется, просил позволения лично выразить синьоре все, что чувствует к ее прекрасным глазам…
Ответом было приглашение явиться к Белому Льву в тот же день.
Лоренцо застал Терезину на диване, окруженною его цветами и перечитывающею его послание… На полу валялись небрежно брошенные букеты синьоры Фонте-Фиоре и вчерашних поклонников. Это неравенство в приеме цветов и их участи было уже полупризнанием со стороны прелестной Терезины…
В другом углу комнаты сидела важно пожилая женщина строгой и суровой наружности; она была занята вязанием, но глаза ее, не смигая, были устремлены на Терезину… Синьора Бальбини представила маркизу эту особу как свою мать, причем глубоко вздохнула и подняла вверх свои чудные глазки, отуманенные слезою.
Маркиз сделался неотлучным посетителем синьоры Бальбини.
На третий день, опершись на его плечо и нагнувшись к его уху, когда мать вышла на балкон, Терезина томно призналась маркизу, что она его любит, но что боится матери, слишком строгой и взыскательной… «Она меня убьет!» — говорила девушка боязливо обезумевшему маркизу… — «Увези меня, Лоренцо!»
Через сутки, в полночь, когда синьора Бальбини-мать спала крепким сном обманутого аргуса, гондола маркиза причалила к гостинице Белого Льва, маркиз перекинул Терезине шелковую лестницу, которую привязали к железной решетке балкона, и через минуту восхищенный Лоренцо принял в свои объятия и перенес в свою гондолу дрожащую девушку…
Он отвез ее в Albergo-reale, к Даниели, где был нанят для нее самый дорогой из нумеров, и там началась для Терезины жизнь роскоши и баловства.
Мать подала в полицию жалобу на похитителя; от импрессарио театра Феничэ поступила другая жалоба: он настаивал, чтоб его беглянка примадонна заплатила огромную неустойку по заключенному с ним контракту, либо появилась вновь на сцене.
Маркиз не хотел, чтоб Терезина, как скоморох, пела и играла для забавы публики; его любовь поставила ее на облака недосягаемой высоты.