К сожалению, он скоро перестает смотреть на вещи и сравнивать их и будет довольствоваться своим знанием. Любой метод обучения был бы хорош, если бы он обязывал ребенка воспроизводить точные имитации вещей, избегая при этом преувеличения, поскольку оно исключает возможность сравнения. Я поднял этот вопрос десять лет назад в моей книге под названием «L’à peu près dans la critique et le vrai sens de l’imitation dans l’Art: sculpture, peinture»[47].
Персей становится Меркурием
Несколько лет работы привели меня к формированию суждений, которые я попытался изложить в трактате, напечатанном в Бергамо под названием «L’à peu près dans la critique et le vrai sens de l’imitation dans l’Art: sculpture, peinture» («Приблизительная оценка в критике и истинное значение подражания в искусстве: скульптура, живопись»).
Искусствоведческий трактат A. H. Волкова-Муромцева (1913)
Должен признать, что эта работа вызвала у меня большое беспокойство из-за определенных существующих в ней неточностей: главная из них совсем необъяснима.
Я мог бы даже смириться с ошибками в тексте, потому что в отличной издательской фирме в Бергамо не было ни одного сотрудника, знавшего французский. Но на странице 352 изображен знаменитый Персей Бенвенуто Челлини, держащий в руке голову Медузы. Как, черт возьми, они могли назвать этого Персея «Меркурием», даже если я по оплошности написал так? Это тем более непостижимо, так как на всех фотографиях фирмы Алинари, без исключения, стоит название изображения. Эта ошибка стала для меня еще более раздражающей, так как на самом деле нет статуи, которую я знаю лучше, чем эта статуя Персея. Когда я жил во Флоренции в возрасте тринадцати лет, эта статуя, стоящая в Лоджии [Ланци], привлекала меня каждый раз, когда я проходил через Пьяццу делла Синьория, и я всегда шёл так, чтобы видеть ее. Не то, чтобы я был очарован ей, но я хотел понять, как Медуза, которую Бенвенуто Челлини сделал такой мало ужасающей, могла произвести на людей эффект, описанный в мифах.
Статуя Персея во Флоренции (с ошибочной подписью)
Я отправил экземпляр своей книги великому художнику Джону Сардженту, и вот что он написал мне по этому поводу:
«С нетерпением жду возможности продолжить чтение Вашей работы и следовать за Вами в Вашем предприятии по приведению в точный порядок понятий и формулировок в искусстве. По мере того, как углубляешься в Вашу книгу, занятно видеть, какие удары Ваш ясный логический ум наносит банальностям и глупостям. Вы оставляете на всем пути лопающиеся мыльные пузыри и проломленные барабаны. Мне интересно увидеть, попробуете ли Вы на очищенной почве и при строгой наблюдательности Вашей экспрессии составить описание действительно великих произведений искусства».
Это письмо датировано 27 ноября 1913 года, а в 1914 году была объявлена война. Легко представить, что мой ум более не останавливался на вопросах такого характера и любое желание заняться ими ушло.
Венецианский бомонд
Иностранное общество, проводившее зиму в Венеции, в то время разделялось на три группы. Центром притяжения немцев был дом княгини Хатцфельдт[48], жившей в Палаццо Малипьеро; австрийский круг собирался у княгини Мелании Меттерних[49] в Палаццо Бембо; а космополиты — у княгини Долгоруковой[50] в ее дворце на набережной Дзаттере. Группа Хатцфельдт, самая серьезная из этих трех, едва ли имела какие-либо отношения с австрийцами или с космополитами. Помимо выдающихся немцев, которые проезжали через Венецию, там привечали художников и музыкантов; гостем княгини Хатцфельдт часто бывал Лист. Австрийцы были более веселыми и беззаботными, чаще встречались, много играли в карты, и у них действительно жизнь бурлила, особенно, когда в Венецию наведывались донжуаны типа старого графа Эстерхази[51].
Граф Мориц Эстерхази
Были и другие дома, где развлечения проходили самым очаровательным и гостеприимным образом. Существовал, к примеру, дом мадам де Пилат, жены австрийского генерального консула, и дом миссис Бронсон, американки, поселившейся в Венеции со своей единственной дочерью, позже вышедшей замуж за графа Ручеллаи из Флоренции[52]. Единственными итальянцами, вхожими в это иностранное общество, были графиня Марчелло, большая подруга княгини Долгоруковой, две княгини Мочениго, одна из которых была гречанкой, а другая — урожденной Виндишгрёц, и две невестки последней.
47
Искусствоведческий трактат мемуариста на франц, яз., вышедший в Италии в 1913 г. О нем также рассказывает Аннабель Джексон в своем предисловии.
48
Княгиня Мария Хатцфельдт (Hatzfeldt), урожд. фон Нимптш (von Nimptsch), в первом браке фон Бух (von Buch) (1820–1897) владела Palazzo Malipiero на Большом канале. Более известна ее дочь, Мария фон Шлейниц (von Schleinitz), во втором замужестве графиня Волькенштейн, покровительница Вагнера (см. о ней также прим, на стр. 51).
49
Княгиня Мелания Меттерних (Melanie Marie Pauline Alexandrine von Metternich-Winneburg contessa Zichy; 1832–1919) — внучка австрийского канцлера Клеменса фон Меттерниха, хозяйка Палаццо Бембо на Большом канале, меценатка, покровительница Вагнера, Листа, Смётаны.
50
Вероятно, княгиня Зинаида Николаевна Долгорукова, урожд. Шатилова (1817–1883), постоянно жившая в последние годы своей жизни за границей. —
51
Граф Мориц Эстерхази де Галанта (Moritz Esterhazy de Galantha; 1807¬1890), австрийский дипломат и государственный деятель (в англ. тексте неточно — князь [Prince]).
52
Катерина Бронсон, в девичестве де Кэй (1834–1901), близкая подруга Элеоноры Дузе, владела в Венеции особняком Ка Альвизе на Большом канале. Ее дочь Эдит Бронсон (1861–1956) в 1895 г. в Венеции обвенчалась с графом Козимо Ручеллаи.