Болан крикнул:
— Вперед!
И выпрыгнул в десантный люк.
Остальные последовали за ним, а вертолет стал медленно набирать высоту, опустошительным пулеметным огнем расчищая путь десанту.
Автомат Болана, казалось, застучал даже раньше, чем Палач коснулся земли. Впереди какие-то люди падали со сдавленными криками; их тела катились по вулканической лаве, оставляя на ней яркие потеки крови.
Держа наготове раскалившийся автомат, Болан ворвался в дверь; откуда-то возникли трое азиатов в защитных костюмах и моментально, после короткой очереди, исчезли опять.
Краем глаза Болан заметил Смайли Даблин; из ствола ее автомата вырывался язычок пламени. Где-то на периферии его сознания запечатлелась маска смерти, столь неожиданная на этом прекрасном лице.
В здании напрочь отсутствовали внутренние стены, а в скале зиял гигантский пролом — словно шахта лифта, в кабине которого могло бы поместиться сразу несколько автомобилей. Повсюду стояли какие-то диковинные машины, а в самом углу была оборудована стеклянная кабинка — очевидно, для отдыха.
В эту минуту за стеклом появились двое старых нью-йоркских знакомых, Доминик и Флора. Значит, посланцы «Ла Коммиссионе» находились здесь и, судя по всему, прекрасно чувствовали себя в Царском Огне. Болан чуть не задохнулся от ярости.
Но его опередила Смайли Даблин: с окаменевшим, страшным лицом она выпустила автоматную очередь по кабине. Стенка разлетелась, и звон стеклянных осколков слился в едином аккорде с пронзительным воем сирены, треском пулеметов и отчаянными предсмертными криками.
— Остановись, Смайли, — заорал Болан. — Хватит!
Девушка опустила автомат и, словно лунатик, развернувшись к Болану, тихо произнесла:
— Господи, Мак! Но мне это по-нра-ви-лось!
— Нормальный инстинкт, — бросил Болан, — Там Тоби — забери ее оттуда!
Сам он побежал к краю шахты. Справа от него, за другой стеклянной стеной, располагались пульты, мониторы — словом, обычный набор центра управления. Пули Болана отскакивали от этой стены, как горох. Тогда он развернулся, добежал до стальной винтовой лестницы и стал спускаться в шахту. Внезапно погасли все огни, замолчала сирена, и стихли звуки стрельбы над головой.
Болан продолжал спускаться в кромешном мраке, когда наверху вдруг что-то затрепетало, ударил яркий солнечный свет и мрачные глубины ада обернулись кошмарным сном двадцатого века. Огромные цилиндры отливали горячим металлическим блеском, словно рассказывали Болану о других солнцах, которые создал человек и запустил в небо, чтобы испепелить множество себе подобных. Но даже здесь, в этом безумии, нельзя было не почувствовать гордость за творения рук человеческих.
Они стояли здесь, поражая своей гордой красотой, грозные и одновременно бессильные: на ракетах не было боеголовок. И тогда человека, прошедшего столько кругов ада, чтобы сюда попасть, охватило дьявольское искушение присесть, закурить сигарету и зло посмеяться над этими беспомощными истуканами.
Он спускался дальше, в самые глубины, не обращая внимания на звуки шагов и приглушенные голоса; здесь он нашел новых гигантов, спящих на жестких металлических ложах. Во все стороны разбегались какие-то туннели, тускло поблескивали рельсы, уводящие прямо в скалу, повсюду слышалось поспешное шарканье ног.
Возле одной из спящих ракет стоял Чун. Он поднял руку, будто собирался погладить любимое дитя, и в упор смотрел на приближавшегося человека в черном.
— Вот и я, генерал. К вашим услугам.
— Не ты победил меня, — отозвался Чун. — Это сделала она.
— Поражение остается поражением, — спокойно возразил Болан. — Идемте.
— Она перехватила боеголовки и отправила их обратно. Цветок лотоса оказался гибельным для меня.
— Похоже, что так.
Генерал развернулся и зашагал прочь. Болан окликнул его, потом выпустил очередь по земле у его ног, но Чун не останавливался.
«Это Пеле победила тебя, приятель. Я встречался с ней минуту назад...»
Болан решил оставить генерала в покое: каждый переживает проигрыш по-своему.
Когда он вернулся наверх, то увидел там Карла Лайонса, который осторожно продвигался среди мертвых и раненых, всматриваясь в их лица, — видимо, выбирал тех, кого считал достойным упомянуть в письменном рапорте.
— Пойдем отсюда, — сказал Болан.