– Невозможно. Печать выжгла бы ему разум. Сознание мальчика было почти полностью сформировано.
– Причем тут сознание?! Речь о том, что его тело нестабильно! Он использовал слишком много сил, слишком изменился за последние дни! Если дело дойдет до драки, он может и не оправиться! А печать дала бы шанс.
– Его сознание меняется вместе с телом. Можно сказать, что происходящее с ним сейчас – эволюция. А печать была бы революцией. А Шиду уже совершеннолетний, он не Айшари. Ты забыл, что случилось с его разумом, когда бедолагу подключило к Камертону? А печать перевернула бы его мир с ног на голову еще более быстро и еще более радикально.
– А почему ж тогда Айшари в порядке?
– Потому что ей пятнадцать. Нестабильность – норма для этого возраста, по крайней мере, у большинства гуманоидов. Но даже она испытывает стресс… Просто излишки этого напряжения скидываются через связь между печатями на меня. Иначе откуда это ощущение потерянности?
– Да, точно… Да и самоуничижительных мыслей больше. Кстати, что за херня с каналом связи?
Повисла тишина. Айшари и Шиду почувствовали, как в них впиваются сотни взглядов, словно стараясь проткнуть кожу. Айшари помянула темную сторону – таки попалась. Площадь взорвалась криками. Изображения в окнах сменяли одно другое в безумно ярком хороводе. Девушка задохнулась – на долю мгновения она увидела себя во время ритуала – обнаженную, среди пляшущих изгибов теней и желтого света. От волны эмоций, что пронеслась по площади вместе с этим кусочком памяти демона, у нее запылали уши и заледенела шея. Она не могла разобраться в нахлынувших ощущениях – картины сменялись, сливаясь в смазанные полосы, а бьющие от них водопады чувств, связанных с изображаемыми событиями, были слишком запутанны, слишком чужды.
Девушка беспомощно оглянулась в попытке найти хоть какую-то поддержку. Она упала на колени, зажмурившись и закрыв уши руками. И уткнулась лицом в чью-то короткую, но удивительно мягкую шерсть. Одновременно ей на плечи ласково опустилось ощущение тяжести и тепла. Эльфийка открыла глаза и обнаружила, что уткнулась в загривок своей звериной формы. Зверь слегка повернул похожую на волчью голову, кося на Айшари золотым глазом с двумя зрачками. Во взгляде читалась легкая насмешка и спокойное обещание защиты. И где-то там же, на дне, безумная радость погони за бабочкой среди пробивающихся сквозь ветви лучей. Серебристый хвост, покрытый золотистыми искрами узоров и с кисточкой огня на конце, обвивал ученицу демона за плечи. Вокруг обеих сущностей оборотня тихо переливалась сфера танующих в воздухе желтых пылинок, не пропускающих царящее на площади среди мечущихся теней и истерично мерцающих окон безумие. Большинство голосов отсеялось, осталось лишь несколько старых знакомых:
– Мать моя колба! Эта длинноухая [цензура]опять тут! Да еще и [цензура] этого, палача недоделанного, с собой притащила!
Эльфийка обняла себя-зверя за плечи, сильнее прижимаясь к успокаивающему теплу, оттесняющем ощущения тела Омеги. Взглянула на Шиду. Ученик демона стоял неподвижно, словно не закончив выполнять завершающие движения одного из Танцев – ноги на ширине плеч, обращенные к земле ладони с оставленными большими пальцами на уровне поясницы, соприкасаются лишь кончиками указательных. Глаза закрыты, дыхание ровное, почти неощутимое. Молодого человека от сумятицы ощущений наставника ограждало почти неразличимое марево, похожее на дымку над раскаленным, только из горна, но еще не опущенным в воду клинком.
– А я-то думал, чего это я даже во сне так активно о насущном пекусь!
– Они слишком далеко зашли! Их нужно убить!
– Да ладно, сынки, не горячитесь… Сами знаете, дерьмо случается, – по площади прокатилось сразу несколько смешков.
– Да уж… Раз уж они все равно здесь, надо этим пользоваться.
– А парень молодец – вот что значит дисциплина!
– Гномам в шахту такую дисциплину, если к ней ума не прилагается!
– И вовсе не в уме тут дело. Он столкнулся с тем, к чему попросту не готов.
– А к чему он [цензура] готов?
– Как ни странно, очень ко многому. Очень интересует личность его учителя.
– Стоп, это ж я – его учитель.
– Так я и есть интересная личность!
– Дебил, речь о прежнем учителе. Как там этого хмыря звали?
– Без понятия. Я вообще знаю только то, что о нем сказал Шиду.
– Да ладно! Я ж в его голове копался, тогда, в Лазурном! Что удалось выцепить из памяти?
– Это самое интересное – ничего. Множество мелких воспоминаний, наставлений, афоризмов и инструкций – все не пытался даже разобрать, телепатия – не мой конек. Но больше ничего. Ни внешности, ни голоса. Лишь смутные силуэты и образы.
– [цензура] себе! Подозрительно непрост старых хрыч. Может, стоит препарировать более тщательно?
– Не стоит. Парень этого не переживет. И вообще, я отвлекся. Предлагаю так – Айшари пусть спит дальше, а с Шиду надо обговорить детали завтрашней засады.
– Таки буду засаду делать?
– Нафига? Настроение совсем не то…
– Я не буду. Шиду будет.
– Вариант.
Айшари почувствовала, как внимание демона снова сосредотачивается на ней:
– Отправляйся спать, ученица. И не переживай на счет Эскары, – старческий голос предвосхитил вопрос, – Твоей вины в гибели ее родни нет, даже если и твоя рука оборвала жизнь одной из них. Судьбы бывают очень причудливы, тыкая нас носом в собственные же следы. За внучку я с ней расплачусь сполна, пусть и моя вина в ее гибели косвенная. А пока спи.
И девушка провалилась в темноту.
Рассвет наступил практически неощутимо – Озаряющий не стал выбираться из-под растянутого на все небо одеяла туч, и отправился в свой ежедневный обход закутанным в серую пелену. Шиду и Айшари, еще не до конца проснувшиеся, вяло делали простейшие разминочные комплексы на разных концах двора. То есть разминочные комплексы делал ученик палача, а эльфийка выполняла малую форму Танца Шепчущих Листьев. Было довольно зябко, однако даже вялых движений учеников демона было достаточно, чтоб согреться. Они еще ни словом не обменялись по поводу странного сна.
Над трубой подымался дымок. Эскара снова хозяйничала у печи, готовя завтрак на всю компанию. Кирвашь все еще спала, пользуясь неожиданно выпавшим перерывом в обучении. Утреннее щебетание птиц нисколько ей не мешало. Перед Лунами Штормов большинство животных хоть и не впадало в спячку, но значительно снижало активность. В первую очередь это касалось всевозможных певчих птиц, в изобилии водящихся в лесах Рэйро и Междуводья.
Продолжалась эта идиллия не долго. Люк в полу горницы с грохотом распахнулся, и оттуда поднялась растопыренная пятерня. Эскара замерла с горшком на ухвате, только что вынутом из печи.
Ладонь, несомненно принадлежащая Омеге, с треском припечатала неудачно пробегавшего мимо таракана. Пальцы сжались, погружая когти глубоко в пол. Медленно, очень медленно рука начала сгибаться, выволакивая своего обладателя в горницу. Сначала над краем люка показалась копна спутанных волос, из-за пыли приобретших серый оттенок, потом плечи… К тому моменту, как демон полностью выбрался из подвала, орчанка успела поставить второй горшок в печь и налить в чашу травяного отвара. Последнюю она протянула демону, выволакивающему из люка рогожный мешок…
Кирвашь аж подпрыгнула на кровати, глядя широко распахнутыми глазами в пространство. Прошло несколько мгновений, прежде чем раздающиеся из горницы вопли начали звучать членораздельно, однако многие слова по-прежнему оставались непонятными:
– … и проклятый пепел, что б тебя раздуло, жаба ты древняя! Слава Хаосу, я не распробовал твое мерзкое варево, потому что оно сожгло мне все рецепторы! Как только мой язык не обуглился! Чтоб тебе под жеребцом вместо кобылы оказаться, клювоносая!
Девушка заморгала. Окончательно проснувшись, она полностью перестала понимать крики – потому что кричал Омега на родном наречии Эскары. Беловолосый разорялся еще некоторое время, перебрав всех коней, друзей, богов и духов старой орчанки, на что та спокойно кивнула и сказала: