— Вуаля! — восклицает она на ухо Торстену, но он не просыпается. Мгновение она наблюдает за ним, толкая его окровавленную руку, привязанную к стулу. Тот не приходит в сознание, она вздыхает и поворачивается ко мне лицом. — Не очень крепкий орешек. Уже пятый раз теряет сознание.
— Но ведь ты же все-таки ему выдави…
— Вырвала, Роуэн. Я вырвала ему глаза.
— Ты вырвала ему глаза. Хотя не знаю, Черная птичка… левое отверстие выглядит немного раздробленным.
Она с хмурым видом наклоняется к Торстену, внимательно изучая пустые глазницы, а я сдерживаю улыбку.
— С его левой стороны? Или с моей?
— Его.
— Отвали, нормальное оно, — говорит она. Ее сомнение превращается в хмурый взгляд, когда она оглядывается через плечо и замечает веселье в моих глазах. — Мудак.
Я смеюсь и пытаюсь увернуться от рулетки, которую она швыряет мне в голову, но из-за того, что я еще слишком пьян и накачан, не получается избежать удара по руке. Когда я встречаюсь с ней взглядом, она пытается выглядеть разозленной, но это не так.
— Ты раньше говорила, что паутина — это карта, — говорю я, потирая предплечье. Она кивает. — Каким образом?
Слоан улыбается и подходит ближе, стягивая перчатки, смотря на меня сверху вниз яркими карими глазами. Рядом с уголком ее губ появляется ямочка, когда она протягивает перевернутую ладонь.
— Покажу, если заверишь, что будешь держаться на ногах и не обрыгаешь меня.
Я хлопаю ее по ладони, и она смеется, но снова протягивает ее, и на этот раз я хватаю ее. Комната кружится, когда я встаю. Не уверен, что смогу держать себя в руках, но Слоан ждет, терпеливо и уравновешенно. Ее хватка как якорь. Когда я перестаю раскачиваться, она все еще идет рядом, следя за тем, чтобы каждый мой шаг был твердым, пока она ведет меня к своему произведению искусства.
— Это шкала, — говорит она, указывая на глаза, расположенные на расстоянии одного метра друг от друга над головой Торстена. — На этой карте один метр равен десяти километрам.
Слоан притягивает меня ближе. Тепло, исходящее от ее тела, согревает ароматом имбиря и ванили. Она подводит меня к краю первого слоя лески, а затем отпускает мою руку, заходя мне за спину. Ее пальцы обхватывают мои плечи, когда она приподнимается на цыпочки, чтобы заглянуть мне через плечо.
— Трудновато, но попробуй представить паутину в трех измерениях. Один слой предназначен для улиц. Второй для водно-болотных угодий. Другой для почв, — говорит она, кладет нежные руки по обе стороны от моей головы и поворачивает так, чтобы я мог видеть слои под углом, где отрезанная плоть аккуратно перевязана в определенных точках паутины. — Если бы эти идиотские копы взяли каждый раздел проекта и поместили в программное обеспечение «ArcGIS», то смогли бы составить топографическую карту. Кусок кожи с его груди в центре паутины — это дом, где мы сейчас. Каждая частичка Торстена представляет собой последние известные местонахождения пропавших людей, которых он похитил или убил, — рука Слоан лежит на моем плече, когда она указывает на кусочек кожи, намотанный на леску. Ее дыхание согревает раковину моего уха, вызывая мурашки на шее. — Это обозначение человека по имени Беннетт, которого он убил два месяца назад. Я сняла кусок с бицепса Торстена. «Б» для Беннета.
Я бросаю взгляд на Торстена, который снова начинает шевелиться. Его рукав отрезан, оголяя участок, где содрана кожа.
— Кропотливая работа, — говорю я, когда Слоан убирает руки с моей головы и подходит ко мне.
Она смотрит на меня, на ее щеках появляется легкий румянец, прежде чем она ухмыляется и закатывает глаза.
— Ты, наверное, думаешь, что мне следует начать вязать крючком, завести двенадцать кошек и кричать на соседских детей, чтобы они убирались с моей лужайки.
— Ни за что, — я поворачиваюсь и выдерживаю ее настороженный взгляд. — Ну, на детей покричать стоит. Но, Черная птичка, это? Это искусство.
Взгляд Слоан смягчается. Слабая улыбка в виде приподнятого уголка губ. Я так легко могу наклониться и вдохнуть ее запах. Могу поцеловать ее. Провести рукой по черным волосам. Сказать, что я считаю ее блестящей, хитрой и чертовски красивой. Что мне с ней весело. И несмотря на дерьмовое состояние, я расстроен, что игра в этом году почти закончилась, ибо ненавижу смотреть, как она уходит. Что у нас с ней сейчас? Мне этого недостаточно. Я хочу большего.
Но боюсь, если буду настаивать, то оттолкну ее. Учитывая то, как она ушла в ресторане и сколько времени потребовалось, чтобы уговорить ее вернуться, я не хочу рисковать.
Я делаю шаг назад и скрываю свои мысли за дерзкой ухмылкой.
— Хотя я удивлен, что у тебя еще нет двенадцати кошек. Мне кажется, ты из тех, кто любит копить деньжата в тряпочном кошельке.
Слоан хлопает меня по руке, и я смеюсь.
— Пошел ты, красавчик.
— Ты могла бы подзаработать, продавая наполнители для кошачьих туалетов в Инстаграме.
— Я хотела оказать честь и быстро убить этого вычурного придурка, но беру свои слова обратно, — бросив последний взгляд, в котором нет настоящей злобы, Слоан поворачивается и идет обратно к столу, чтобы натянуть еще одну пару латексных перчаток, прежде чем взять скальпель. Торстен шевелится и стонет, но не приходит в сознание до тех пор, пока она не отвинчивает колпачок от флакона с нашатырем и не подносит его к его носу.
— Пожалуйста, пожалуйста, стой…
— Знаешь что, Торстен… или Джереми? Это твое настоящее имя, верно? Джереми Кармайкл? — Слоан останавливается рядом с его плечом и смотрит на свою паутину, протягивая руку, чтобы коснуться одного из глаз, смотрящих через комнату. — Ты напоминаешь мне кое-кого.
Крики Торстена становятся все более отчаянными, когда Слоан проводит кончиком скальпеля по его шее. Легкая царапина рассекает его кожу, и я улыбаюсь, глядя, как мужик дергается. Я знаю ее обычный процесс и следующие шаги. Она нанесет точный удар по яремной вене, а затем оставит его истекать кровью на стуле.