— Пока никаких.
Ларк задумчиво напевает.
— Как себя чувствуешь?
— Нервно, — в трубке раздается тихий звук задумчивости, но Ларк просто ждет. Она не давит и не высказывает своего мнения о том, что я должна или не должна делать. Она слушает. Она слушает, как никто другой. — До сих пор не понимаю, это эпически глупая идея или нет, понимаешь? Я же совсем не знакома с Роуэном. Это безрассудный, импульсивный поступок.
— А что плохого в импульсивности?
— Это опасно.
— Но еще весело, да?
Тонкая струйка дыхания проходит сквозь мои поджатые губы.
— Может быть…?
Звенящий смех Ларк наполняет мои уши, когда я направляюсь к рядам полированных инструментов на прилавке: ножи, скальпели, шурупы и пилы поблескивают под лампами.
— У тебя другое представление о… веселье… — говорит Ларк, ее голос затихает, как будто она видит скальпель, который я беру и осматриваю. — Тебе же весело?
— Наверное, — говорю я, пожимая плечами. Я кладу лезвие на подставку для инструментов рядом с хирургическими ножницами, упаковкой марли и набором для наложения швов. — Но кажется, чего-то не хватает, понимаешь?
— Это потому, что ФБР не отслеживает улики, которые ты обычно оставляешь на леске?
— В конце концов они отследят, а если нет, я отправлю анонимное письмо. «Проверьте паутину, тупорезы».
Ларк хихикает.
— Файлы в компьютере, — говорит она, цитируя Зуландера4. Она никогда не упускает возможность вставить случайную, но уместную реплику из фильмов.
Я хихикаю, пока Ларк смеется над своей шуткой, ее смех наполняет прохладу в помещении, как будто она подключилась к электрической схеме. Легкомыслие между нами исчезает, когда я хватаюсь за края подноса и пододвигаю его к своему пленнику.
— В этом соревновании есть нечто… вдохновляющее. Как приключение. Давно ничто по-настоящему не вызывало у меня такого возбуждения. И я думаю — или надеюсь, — что Роуэн уже попытался бы убить меня, если бы захотел. Не знаю почему, и это, возможно, самая безрассудная мысль, но я верю, что он чувствует то же самое, как будто он ищет как бы облегчить зуд, который все труднее почесать.
Ларк снова хмыкает, но на этот раз звук более глубокий, мрачный. Я уже говорила с ней об этом раньше. Она знает про меня. С каждым убийством найти облегчение становится все труднее. Кайф длится недолго. Чего-то не хватает.
Именно поэтому у меня на столе лежит этот ублюдский педофил.
— А как насчет того неуловимого убийцы с Западного побережья, о котором рассказывал Роуэн? Ты нашла какие-нибудь подробности?
Я хмурюсь, головная боль колет глаза.
— Не совсем. Я читала об одном убийстве, которое, возможно, совершил он, два месяца назад в Орегоне. Туриста убили в Эйнсворт-парке. Но не было никаких подробностей о намазанном кресте, как описывал Роуэн. Может быть, он прав, может быть, власти держат все в секрете, чтобы не спугнуть убийцу, — мужчина на столе издает пронзительный вопль из-за кляпа, и я хлопаю ладонью по подносу, дребезжа приборами. — Чувак, заткнись. Нытьем делу не поможешь.
— Ты сегодня явно в плохом настроении, Слоани. Уверена, что ты не…
— Нет, — я знаю, о чем Ларк хочет спросить, но я не собираюсь уступать. Я не выхожу из-под контроля. — Как только соревнование официально начнется, со мной все будет в порядке. Я просто хочу знать подробности о первой цели, понимаешь? Я не из терпеливых. Мне нужно снять напряжение, вот и все.
— До тех пор будь осторожна.
— Конечно. Всегда, — говорю я, направляя электрический аспиратор к мужчине, который пытается освободиться от неумолимых кожаных ремней. Я включаю его, отчаянные всхлипы мужчины становятся все громче. Тонкая пленка пота покрывает его кожу. Из морщинистых уголков широко раскрытых глаз текут слезы, когда он пытается покачать головой, его язык борется с кляпом во рту. Мои глаза сужаются, когда я рассматриваю его напряженные черты, отчаяние просачивается сквозь поры, как мускус.
— Сегодня достойный гость, да? — спрашивает Ларк, когда паника мужчины просачивается через аспиратор.
— Конечно, — металлическая ручка моего любимого скальпеля «Swann-Morton» охлаждает кончики пальцев сквозь латексные перчатки, успокаивающим поцелуем касаясь моей разгоряченной кожи. От напряжения мой голос становится тоньше, когда я пытаюсь расположить острие ножа под кадыком мужчины. — Настоящий утырок.
Я глажу заостренным кончиком лезвия, выстраивая прямую линию, нажимаю и провожу им по его коже. Он кричит в силиконовую помпу, зажатую во рту.
— Это последствие твоих действий, Майкл, — я вытираю кровь, выступившую бисеринками вдоль разреза. — Хочешь пообщаться с несовершеннолетними мальчиками онлайн? Покажешь им фото своей сморщенной пиписьки? Хочешь заманить соседских детей, обещая дать конфетки и показать щеночков? Раз тебе так нравится говорить, я сначала заберу твой голос, — говорю я, вдавливая скальпель в линию на горле Майкла Нортмана для второго, более глубокого разреза, чтобы получить доступ к истинным и ложным голосовым связкам. Аспиратор булькает, всасывая его кровь через регулирующий клапан, зажатый в моей свободной руке. — А потом я отрежу твои пальцы за каждое отвратительное сообщение и угрозу, которые ты отправил, и засуну их тебе в гребаную задницу. Если повезет, и мне станет скучно, я убью тебя прежде, чем доберусь до твоих ног.
— Господи, Слоан, — говорит Ларк, и ее мрачный смешок разносится по линии. — Да, знаешь что? Думаю, тебе правда стоит поучаствовать в этом соревновании с Палачом. Тебе не помешает выплеснуть немного агрессии, юная мисс.
Я не могу не согласиться.
Последние крики Майкла Нортмана наполняют мою комнату для убийств, когда я прощаюсь со своей лучшей подругой, отключаю звонок и вырываю голосовые связки своей жертвы. Когда хирургическая процедура закончена, я накладываю швы на рану только для того, чтобы дать ему ложную надежду на выживание, проинструктировав Майкла не спускать глаз с часов, потом поворачиваюсь к подносу с инструментами, чтобы взять щипцы «Liston» для резки кости. Может быть, он и не послушается моих приказов, но я достаточно узнала о хрупком человеческом разуме в этой комнате, понимая, что ему захочется на чем-то сосредоточиться в ближайшие часы, и нет ничего более заманчивого и неумолимого, чем наблюдать, как время медленно приближается к твоей гибели.