Фазиль Искандер
Палач
(Козы и Шекспир)
— Как ты относишься к палачам, исполняющим смертный приговор?
— Я испытываю к ним омерзение.
— Во все времена люди испытывали к палачам ненависть и омерзение. Но может быть, они, сами не сознаваясь себе в этом, в глубине души считали, что могут совершить преступление и тогда попадут в руки такого палача?
— Нет, я не думаю так. Люди во все времена ненавидели палачей, потому что считали, что это самая грязная работа. Любой убийца движим какой-то страстью: ревность, ненависть, жажда наживы. Палач ничего не чувствует к жертве. Он — убийца в чистом виде. Вот почему люди во все времена ненавидели палачей.
— Если народ испытывает такое омерзение к палачам, может быть, следует отменить смертную казнь, и государству палачи не будут нужны? Есть же страны, где отменили смертную казнь, и, говорят, статистика показывает, что там убийц не стало больше.
— Я думаю, что эта статистика ошибочна. В этих странах за сравнительно короткое время сильно повысился уровень жизни. И тех тяжких преступлений, которые совершались от отчаяния бедняков, стало меньше. А хладнокровно обдуманных убийств стало больше. Поэтому статистика как бы осталась на месте.
— Так ты считаешь, смертную казнь в нашей стране нельзя отменить?
— Думаю, что пока нельзя. Если отменить смертную казнь, увеличится количество хладнокровно, заранее обдуманных преступлений. И никак не уменьшится количество преступлений, которые совершены от отчаяния и ярости обнищавших людей. Мы еще слишком бедны.
— Но неужели никакого воспитательного значения не имеет то, что могучее государство отказалось убивать людей?
— Безусловно, для некоторых людей это будет признаком того, что государство движется в гуманном направлении. И они подобреют к такому государству и, может быть, станут лучше выполнять свои обязанности по отношению к нему. Но дело в том, что эти подобревшие люди и без того не способны к тяжким преступлениям, к убийствам. Но люди, способные на убийства, воспримут этот добрый акт государства как его очередную глупость, которой надо быстрее воспользоваться, пока оно его не отменило. Здесь, как и везде, хорошо поддаются воспитанию и без того воспитанные люди.
— В таком случае, если палач неизбежен в государстве и он выполняет справедливое наказание, почему его все ненавидят и презирают? Может быть, следует выступать в защиту палача?
— Народ такую защиту воспримет как подготовку государства к новому террору.
— Где же выход?
— Выхода нет. Здесь тупик. Палач напоминает нам о первородном грехе человека. Все с самого начала пошло не так.
— В таком случае есть ли у человечества какая-нибудь надежда?
— Единственная надежда — стойкая в веках ненависть и отвращение к палачам. Стойкое отвращение — форма веры и надежды.
— Кто имеет право пожалеть палача?
— Это его проблема.
— Палача или Бога?
— Думаю — Бога. У палача нет проблем, ибо, решив эту проблему, он потерял право на всякую проблему.
— Как ты думаешь, палач может верить в Бога?
— Не думаю.
— Но ведь Бог допустил палачество?
— Он все допускает.
— Почему?
— Он ищет только добровольцев добра.
— А если Бога нет?
— Тогда и говорить не о чем.