Антония отправила записки всем сенаторам, которые не пришли на утреннее собрание, поскольку не желали стать свидетелями предполагаемой победы Сеяна, в которых велела им в обязательном порядке явиться на повторное заседание, как только их призовут. Она также попросила меня как можно быстрее прийти сюда, чтобы Регул не смог найти предлог и отказать в проведении повторного заседания.
— Например, узреть в полете птиц дурное предзнаменование?
Гай усмехнулся
— Именно. Он с тем же успехом мог заявить, что пролетая над городом, гуси уносят с собой удачу, и потому больше не будет никаких заседаний. Можно подумать, раньше такого не бывало! Бывало, и не раз!
Вместе они дошли до храма Конкордии, позади которого высился красивый арочный фасад Табулярия, где располагался городской архив. Гай вошел внутрь, Веспасиан остался стоять снаружи.
Примерно в течение получаса Веспасиан наблюдал за тем, как в храм подтягиваются сенаторы, в том числе и те, кто проигнорировал утреннее заседание. Сейчас они со всех сторон спешили к храму, уверенные в том, что именно их партия одержит победу. В числе тех, что прибыли последними, были Корбулон и его отец, который оказался удивительно похож на сына. Было заметно, что оба волнуются, не уверенные в том, каков будет исход.
— Веспасиан, что происходит? — нервно спросил Корбулон, когда его отец прошел внутрь храма.
— Если бы ты был на утренних дебатах, ты бы знал, — уклончиво ответил Веспасиан, чтобы еще больше его раззадорить.
— Нам было нехорошо, — высокомерно ответил Корбулон. — Наверно, накануне мы съели несвежих креветок.
— Я бы не советовал тебе есть креветки, если тебе от них всякий раз бывает дурно.
— Ты прав, — буркнул Корбулон, вспомнив, что он уже как-то раз использовал этот предлог в присутствии Веспасиана. — И все-таки, в чем дело?
— Если ты войдешь и проголосуешь за предложение консула, то все будет в порядке, — загадочно ответил Веспасиан.
Сообразив, что ему не пристало расспрашивать кого-то, кто сам не является сенатором, Корбулон фыркнул и направился в храм.
— Призванные Отцы, — донесся изнутри голос Регула, — прошу тишины!
Гул голосов внутри храма тотчас стих. Двери остались открытыми. Веспасиан встал рядом, чтобы наблюдать за происходящим.
— Хотя день уже объявлен благоприятным, — начал Регул, — теперь мы находимся под опекой другой богини и потому обязаны сделать ей жертвоприношение.
По залу пробежал с одной стороны одобрительный шепот, и ропот несогласия — с другой. Трион тотчас вскочил с места, однако прежде чем он успел возразить, Регул заговорил дальше.
— Дабы меня не обвинили в том, что я корыстно толкую знамения, я приглашаю младшего консула принести богине жертву.
Трион с радостью ухватился за это предложение. Прикрыв голову складкой тоги, он шагнул к алтарю. Поскольку в храм Согласия их привел полет гусей, для жертвоприношения также был выбран гусь. Скороговоркой читая над птицей молитвы, Трион быстро свернул гусю шею, после чего вскрыл тушку, чтобы рассмотреть печень. И тотчас же поспешил объявить, что печень в полном порядке — знак того, что Конкордия благосклонно взирает на их сегодняшнее собрание.
— Спасибо тебе за твои труды, консул, — со всей серьезностью поблагодарил Триона Регул и возобновил свою речь. — Об этом заседании нас просил сенатор Плавтий, и поэтому первое слово предоставляется ему.
Регул опустился на свой консульский стул; Плавтий же поднялся, чтобы заговорить.
— Призванные Отцы! — он в театральном жесте вытянул вперед правую руку и обвел взглядом весь зал, включая в некий незримый круг всех присутствующих. — Я попросил вас собраться снова, потому что я, как и многие из вас, неправильно истолковали пожелания нашего императора и тем самым создали взрывоопасную ситуацию.
По залу пробежал одобрительный гул — с таким утверждением были согласные все.
— И потому я предлагаю тщательно разобраться, что он хотел нам сказать. Он попросил нас проголосовать — «должен он или нет быть заточен в темницу». И мы все единогласно истолковали это как желание императора бросить Сеяна за решетку.
И вновь обе партии согласились с его словами.
— Однако заточение гражданина в темницу никогда не признавалось в Риме в качестве наказания. Как же мог император просить нас проголосовать за наказание, которого не существует?
По лицам сенатором пробежало недоумение. Кто-то нахмурил брови.
— Давайте еще раз задумаемся над словами «должен или нет». Говоря так, Тиберий дал нам понять, что решение, что сделать с этим человеком, остается за нами. Мы же, Призванные Отцы, истолковали эту фразу дословно. Выбор состоял вовсе не в том, заточить Сеяна в темницу или оставить на свободе. Нет, наш император порой бывает куда более тонок, чтобы его мог сразу понять даже верный ему Сенат.