— Кто это, префект? — спросил Регул.
— Страбон, старший сын Сеяна. Двух младших детей император пощадил.
— В чем его обвиняют?
— В том, что он сын изменника.
— Но мы не можем приговорить его к смерти лишь на основании родства. Это означало бы возвращение к беззаконию гражданских войн.
— Консул, если ты хочешь поскорее завершить это дело, поступай так, как велит император. Если ты этого не сделаешь, обещаю тебе, я доведу до его сведения, почему Страбона были вынуждены казнить преторианцы, а не Сенат.
— Ты не оставил нам выбора, — ответил Регул и вновь обратился к сенаторам. — На голосование выносится следующее: Страбон, старший сын Сеяна, должен разделить судьбу своего отца. Те, кто за, становятся справа от меня, те, кто против, — слева.
Сенаторы остались там, где и стояли. Лишь Трион, поняв, что ему подвернулась возможность обелить себя в глазах Тиберия, поспешил присоединиться к остальным.
— Решение принято единогласно, — печально объявил Регул.
К великому удивлению Веспасиана, центурия преторианцев разразилась ликующими возгласами, которые докатились и до остальной когорты, что ждала снаружи.
Призовите одного из триумвиров! — крикнул Регул, стараясь перекричать шум, который поднялся, как только известие о казни, прокатившись по рядам преторианцев, достигло толп на Форуме.
— Я как раз тут одного нашел, — сообщил Макрон. — Веспасиан. выйди вперед!
Веспасиан вышел и встал перед Регулом.
— Мое имя, консул, Тит Флавий Веспасиан. Я один из триумвиров.
— Я поручаю тебе, триумвир, выполнить волю римского Сената, — строго произнес Регул. — Отведи этого человека в Туллианум и проследи за тем, чтобы он и его отец, Луций Элий Сеян, были немедленно казнены через удушение, после чего их тела должны быть выставлены на Гемониевой лестнице.
В сопровождении двух преторианцев Веспасиан вывел Страбона из храма и повел вниз по ступенькам. Шум на плошали стоял оглушающий. Толпа плебса принялась крушить расставленные по всему Форуму статуи Сеяна.
То тут; то там вспыхивали потасовки, и вскоре кровь уже лилась рекой. Жители города устроили самосуд над Сеяновыми шпионами и доносчиками, как настоящими, так и теми, на кого просто пало подозрение. Магн и его товарищи живым щитом заслоняли Веспасиана от разбушевавшейся толпы, пока он шагал ко входу в Туллианум. Вход в тюрьму охраняла городская стража.
— Страбон! Страбон! Мальчик мой! — раздался поблизости исступленный женский крик. — Что они с тобой делают?
Веспасиан обернулся и увидел заплаканную женщину, тянувшую руки к его пленнику.
— Пропусти ее! — приказал Веспасиан Магну, поняв, что перед ним Апиката, бывшая жена Сеяна. — Она имеет право попрощаться с сыном, — добавил он, сурово глядя на двух преторианцев.
Апиката бросилась на шею сыну.
— Мама, ничего нельзя поделать, — сказал Страбон. Закованный в цепи, он не мог ответить на ее объятия. — Все кончено. Отцу никогда не стать императором, так же, как и мне.
Но почему они осудили тебя? Ведь ты ни в чем не виноват! — стенала Апиката.
— Виноват, мама, еще как виноват. К тому же на месте Тиберия я поступил бы точно так же. У тебя для утешения есть Капитон и маленькая Юнилла. Береги их и уезжай с ними из Рима.
— Нам пора, — сказал Веспасиан, отрывая руки Апикаты от сына.
— Прощай, мама. Обещаю тебе, что умру с честью, — сказал Страбон, целуя мать в лоб. — Помни меня.
Веспасиан повел его прочь.
— Буду помнить, сын мой! — крикнула им вслед Апиката. — И клянусь, я скажу Тиберию, что точно так же, как он отнял у меня сына, его собственного отняли у него.
Веспасиан отомкнул низкую дверь Туллианума и подтолкнул Страбона. Тот на мгновение замер на пороге. В последний раз взглянув на ясное, синее небо и набрав полную грудь свежего воздуха, Страбон пригнулся и шагнул внутрь. Подземелье тотчас дохнуло на них могильным холодом. Веспасиан невольно поежился. Так бывало всегда, когда он входил в узилище.
Помещение было тесным, низким и без окон. Посередине пола располагался люк. В дальнем конце за столом сидели три тюремщика и при свете масляной лампы играли в кости. Как только преторианцы закрыли дверь, они тотчас же вскочили с мест. Магн и его друзья остались стоять снаружи, вместе со стражниками.
— Еще одного в камеру? — спросил у Веспасиана старший тюремщик, осклабившись беззубым ртом и вытирая руки о грязную тунику. Он явно получал удовольствие от своей работы, что Веспасиану казалось омерзительным.