А кто знал, что тебе про него должно быть известно?
Например, наш центурион Цел видел, как я выходил из палатки, а он, если ты не в курсе, человек Поппея. Он предан ему телом и душой.
— Ах вот оно что!
— Да-да. И я подозреваю, что он стал старшим центурионом отнюдь не случайно. Скорее всего, он следит за нами и обо всем докладывает Поппею и своему другу. Если он донесет, что я отпустил тебя в Мезию с солдатами Трифены, это будет выглядеть, как если бы я открыто пошел против них, а этого бы мне не хотелось, особенно, если тебе будет сопутствовать успех, и ты доставишь в Рим то, что я подозреваю. Это с одной стороны. С другой — тебе потребуется сопровождение, потому что я точно знаю, что твоя жизнь в опасности.
Веспасиан вздрогнул.
— Откуда тебе это известно? Сегодня утром меня пытались убить какие-то двое, но я рассказал об этом лишь двоим людям, брату и царице.
— Двое, говоришь?
— Да, и они оба мертвы.
— Думаю, ты должен поговорить с тем несчастным, что лежит в лазарете, но сначала выйди к солдатам.
Веспасиан и Пет спустились с крыльца принципии в освещенный факелами лагерь. Солдаты обеих когорт и вспомогательных отрядов собрались на площади перед принципией, ожидая, что им скажет начальство. Дыхание нескольких сот человек парило в морозном воздухе легким туманом. Пет, стоявший на верхней ступеньке крыльца, развел руки, как будто хотел заключить в объятия весь лагерь. Голоса тотчас смолкли, и на площади воцарилось выжидающее молчание.
— Солдаты Фракийского гарнизона! — обратился он к ним, и его резкий голос долетел даже до задних рядов. — Вы пришли ко мне с жалобами. К сожалению, мы не можем отомстить за наших товарищей здесь, во Фракии. Однако я посоветовался с нашим трибуном, и он предложил лично отправиться в штаб легиона и доложить о вашем недовольстве самому легату. Он будет просить легата о том, чтобы тот прислал вам замену, с тем чтобы вы могли отомстить за своих товарищей не здесь, а в Мезии.
Площадь взорвалась сотнями радостных голосов.
— Тем не менее, — продолжал Пет, перекрывая шум. — Сегодня имели место случаи неповиновения начальству, которые я в целях поддержания боевого духа не имею права оставить безнаказанными. Двое солдат, поднявшие руки на офицеров, утром будут казнены. — При этих словах радостные голоса тотчас стихли. — Потому что иначе нельзя. Кроме того, вы выдадите для наказания зачинщиков. Каждый из них получит по двадцать ударов палкой, а затем, поскольку они больше не смогут оставаться в лагере, запятнанные позором неповиновения, их отправят сопровождать трибуна в его поездке в штаб, после чего переведут в другую когорту. Такова цена, которую вы должны заплатить за подстрекательство к мятежу. Ведь вы знали, что в первую очередь должны были обратиться с вашими жалобами ко мне, в манере, какая пристала славным римским воинам. Рим не потерпит мятежных настроений в рядах своих легионов. Если вы не принимаете такие условия, в этом случае вам придется убить меня и вашего трибуна, и тогда вы превратитесь в изгоев, жить которым осталось недолго, ибо рано или поздно кара настигнет вас. Поднимите руки те, кто согласен со мной.
По рядам легионеров пронесся ропот, кое-где переросший в крики. Однако той напряженности, какую Веспасиан заметил в солдатах днем, как не бывало. Постепенно то там, то здесь солдаты начали поднимать руки, и в конце концов над площадью перед принципией вырос лес рук. Пет кивнул.
— Отлично, а теперь выдайте мне зачинщиков. С другой стороны, если они сами, по собственной воле выйдут вперед, я снижу число ударов до дюжины.
После этих слов в толпе возникло движение и вперед вышли три солдата. Среди них Веспасиан узнал и убеленного сединами ветерана, который у него на глазах в последний момент сдержался и не ударил центуриона. Ветеран шагнул вперед и, встав навытяжку, обратился к Пету:
— Легионер Варин из второй центурии пятой когорты, просит твоего разрешения что-то сказать.
— Продолжай, легионер, — ответил Пет.
— Мы трое — товарищи по контубернию двоих солдат в карауле и тех троих, кого нашли сегодня утром. Мы берем на себя всю ответственность за сегодняшние беспорядки, которые мы начали, движимые естественным желанием отомстить за наших товарищей, и потому беспрекословно отдаем себя в твои руки для наказания. Но мы просим тебя об одном: проявить милосердие к тем нашим двоим товарищам, которым грозит смертная казнь.