Сын жреца приподнял бровь. До какой же степени у него каждое движение — будто нарисовано! Даже мерзко.
Гиацинто повернулся к Энрике:
— Подожди меня немного, любовь моя. Я скоро.
Он приподнял ее голову за подбородок, поцеловал в щеку, и коньки будто сами по себе двинулись в сторону Рокко, унося монолитную фигуру владельца.
Убедившись, что Энрика не услышит разговора, Рокко негромко сказал:
— Ты что задумал, а?
— Жениться. А почему тебя это смущает? — Как же сильно хотелось Рокко одним ударом сбить с его лица улыбку! А лучше не одним…
— Потому что ты нашел единственную девушку, которая тебе на пушечный выстрел не нужна, вот почему.
— Ну, зато я ей нужен, — пожал плечами Гиацинто. — У тебя все?
— Нет, не все. — Рокко покачал головой. — Если думаешь, это тебе игрушечки, как в наших с тобой делишках, то жестоко ошибаешься. Узнаю, что она несчастна, — тебе конец. Понял?
Гиацинто изменился в лице, теперь лоб его прочертила складка — как у отца в минуты гнева.
— Тебе сколько повторять, чтобы про наши дела в Вирту — ни слова? — прошипел он, оглядываясь.
Рокко что есть силы сжал в кармане стеклянный шарик:
— Ты меня не пугай, жречонок. Нечем. Позаботься лучше о том, чтобы стать хорошим мужем. А еще лучше — отступись. И все будет замечательно, у всех нас.
Складка на лбу Гиацинто разгладилась. Губы изогнулись в отвратительной ухмылке, от которой Рокко передернуло.
— Что ж, я прислушаюсь к твоим словам и самым тщательным образом их обдумаю. Спасибо за беседу, Рокко. Желаю счастья в новом году.
— Счастья, — буркнул Рокко, провожая взглядом кружащуюся такую нелепую, невообразимую пару. — Мне и в старом неплохо было. Шел бы ты, со своими пожеланиями…
Часы над площадью пробили десять раз, и родители потащили домой разыгравшихся детей. Рокко, насвистывая, направился в домик с надписью «Коньки» — подсчитать прибыль. По всему, колдун должен быть доволен. Хотя он и без того сейчас явно не грустит.
Глава 4
Минуты тянулись, как мед, а час пролетел незаметно. Вот и одиннадцать. Энрика с недоумением смотрела на циферблат. Может, сломались? Но нет — вот доносится с площади бой больших часов. Раз, два, три… Одиннадцать ударов насчитала.
— Пойдем, пожалуй? — Герландо поднялся из-за стола с небогатым угощением и повлек за собой Агату.
Праздничный ужин прошел в напряженном молчании. Да и что в нем было праздничного? Три куриных крылышка? Все, что смогли себе позволить.
— Удачи тебе, дочка. — Агата склонилась над Энрикой, поцеловала ее в макушку — больно уж низко наклонила та голову, и лица не увидеть — и шепотом добавила: — Не бойся ничего. Ты станешь прекрасной женой, и все у нас будет замечательно.
Родители удалились наверх, в свою спальню, а Энрика все сидела, водя пальцем по столу. Внутри все сжалось, заледенело. Кажется, тронь кто — взорвется, рассыплется.
Энрика сорвалась с места, подбежала к оставленной в музыкальном классе скрипке, схватила ее, подняла смычок — и замерла. Тихо. Ни звука в ночи. Зачем все портить, зачем мешать людям, нарушать покой? Рука со смычком опустилась. Поникла скрипка.
— Рокко был прав, — прошептала Энрика. — Я уже сдаюсь…
Захотелось плюнуть на все и бежать, бежать к нему, согласиться и связать жизнь с человеком, которого, по крайней мере, понимаешь! Только вот ноги никуда не побежали. Они понесли Энрику обратно за стол, к окошку, смотрящему в снежную ночь. За окошком — дом Лизы Руффини. Скоро она выйдет оттуда и направится в церковь. У нее — свой путь. У Энрики — свой. Она его сама выбрала и отступать не собирается!
Энрика сложила руки на столе, опустила на них голову и закрыла глаза. Чтобы успокоить мятущееся сердце, попробовала представить будущее. Месяц-другой, конечно, привыкать придется, осваиваться. Жить в доме Моттолы… Бр-р-р! Представить страшно, но ничего. Шаг за шагом — а там и само все покатится.
Придется как-то угодить свекру. Перестать морщиться и плеваться при виде его толстой морды. Улыбаться миленько, слова говорить правильные, в церковь каждый день ходить, да молитвы честно читать.
Уж из дома-то семью точно не выгонят, это ж скандал на весь город! Каких бы новшеств Фабиано ни придумывал, а за родню тут всегда крепко держались. И если кто родственника обидел, тому не поздоровится.
Пока Энрика слабо представляла, как именно собирается вернуть музыку в город. Знала лишь одно: нужно заставить Фабиано полюбить музыку! Если Гиацинто почему-то нравится ее игра, то и ему понравится!
«Нравится ли?» — задумалась Энрика и вспомнила утреннюю встречу с женихом. «Уже пиликаешь?» — спросил он. Разве так говорят, когда нравится, когда… когда любишь? Словно воочию увидела она Гиацинто, в его неизменном пальто, за которым, как иногда кажется, — какая-то сплошная порода, а не человеческое тело.