Когда-то Ствол выглядел как куст черного чертополоха, представляя собой конгломерат проросших друг в друга пространств с разными свойствами. Но двадцать лет назад он вдруг потерял форму чертополоха и теперь издали казался гладким светящимся белым минаретом, вершина которого растворялась в световой вуали неба. Вблизи же он вырастал в рифленую пористую гору, ощутимо массивную и тяжелую, внушающую беспокойство и дискомфорт. К тому же эта рукотворная гора была окружена вогнутой полупрозрачной стеной энергоотражателя и цепью рогатых слоноподобных туш хроностабилизаторов, усиливающих эффект тревожного ожидания.
Однако ближе чем на три километра флайт с молодой парой не подпустили. Стоило ему достичь окраины Жуковки, как перед аппаратом высветилась в воздухе алая надпись: "Внимание! Запретная зона! Вход без пропуска запрещен!" Затем из-за стены энергоотражателя выметнулся луч оранжевого света и нарисовал перед носом флайта решетку, что на языке аэроинспекции означало: "Остановитесь немедленно!"
На панели киб-пилота замигал желтый огонек вызова. Ивор остановил флайт, включил приемник.
- Борт ноль-ноль-шесть, - раздался в кабине скрипучий недовольный голос. - Поверните назад. Зона в радиусе трех километров закрыта для пролета любых видов транспорта.
- Имею пропуск службы безопасности с красной полосой, ответила Мириам. - Номер сто одиннадцать двести.
Короткая пауза. Потом тот же голос проговорил:
- Пропуска данной серии недействительны. Немедленно покиньте запретную зону!
- Как недействительны?! - возмутилась девушка. - Это же пропуск моего... - Она прикусила язык.
Из темноты перед висящим в воздухе флайтом возник треугольный хищный контур когга с синими огнями воздушной инспекции.
Ивор встрепенулся, дал команду кибу, и флайт сдал назад, удаляясь от фарфорово-белой башни Ствола. Когг воздушного патруля бдительно сопроводил его до вылета из зоны и сгинул.
- Ничего не понимаю! - с досадой сказала Мириам. - Отец же пользовался этим пропуском неоднократно.
- Значит, что-то произошло, - пожал плечами Ивор. - Поменялись коды, сигналы, начальство изменило допуск. Мало ли что еще? Может быть, виной всему появление негуманского спейсера. Если так, то мы вообще не сможем подойти к Стволу.
- Что-нибудь придумаем. - Мириам оглянулась. - На меня хронобур действует, как красная тряпка на быка. Так хочется побродить, по его коридорам, побывать в других Ветвях, познакомиться с другими кванками...
Ивор промолчал, хотя у него тоже изредка вознмкало это желание. Сами собой сложились строки:
Там свой мир.
Он и сложен и прост.
Он прекрасен в своей виртуальности.
Эй, ты там, наверху!
Помоги,
Дай ответ на вопрос:
Что нас ждет за порогом реальности?
Он медленно прочитал их вслух.
Мириам замерла, разглядывая выхватываемое из темноты сполохами реклам лицо спутника, задумчиво проговорила с каким-то странным выражением недоверия и восхищения одновременно:
- Ты действительно поэт, Жданов. А я поначалу отнеслась к твоему дару скептически. Прости, ладно? Почитай еще что-нибудь свое. Впрочем, - вспомнила она, где находится, - у нас еще будет время. Помчались по домам, утром займемся неотложными делами. Время не ждет.
Ивор был с ней полностью согласен, хотя домой лететь не хотелось. Хотелось продолжить вечер и быть с дочкой Ромашина еще долго... долго...
Мама не одобрила идею Мириам тайно от всех проникнуть в Ствол с помощью дриммера и отправиться на поиски отца. Но Ивор и не ожидал от нее иной реакции. Идея уже захватила его, а отступать, пасовать перед трудностями он не любил, поэтому спорить с матерью не стал, просто сделал вид, что ее доводы его вполне убедили.
Поразмышляв над проблемой проникновения в здание хронобура, Ивор понял, что особых шансов заполучить дриммер у него нет. Единственный путь, ведущий к этой цели, состоял в прямой просьбе комиссару дать ему на время лонг-меч (так называли дриммер соотечественники мамы). Но реакцию Полуянова нетрудно было представить, прямой путь вел в тупик, и молодой квистор решил пока не ломать голову над проблемой добычи дриммера. Стоило попробовать пробраться в Ствол иным путем, для чего надо было как следует проштудировать теорию хронобурения Златкова и вспомнить ее техническое воплощение в конструкции Ствола.
Весь день двадцать первого мая Ивор просидел дома в контакте с инком университета, созерцая эвереттовские "оленьи рога" и "фрактальный папоротник" Златкова, и пытался найти ответ на вопрос: в чем ошибся знаменитый создатель метатеории Древа Времен, занимая пост Судьи в прошлой Игре, за что его освободили от исполнения обязанностей служителя правосудия.
"Оленьи рога" Ивор вполне понимал: они графически поясняли идею древнего ученого Хью Эверетта-третьего, изложившего еще в пятьдесят седьмом году двадцатого века теорию многовекторного ветвления Вселенной как следствия реализации вероятностной изменчивости мира.
Узлы ветвления
Вселенной
"РОГА" ЭВЕРТА
А вот "фрактальный папоротник" Златкова с траекторией Ствола каждый воспринимал по-своему, и объяснить им влияние хронобура на Древо Времен было нелегко.
Ветви (Метавселенные)
"ПАПОРОТНИК" ЗЛАТКОВА
Как объясняли теорию преподаватели университета, Ствол ограничивал количество альтернативных копий в точках своего выхода, как бы угнетал развитие Метавселенных, сужал спектр возможностей многовариантной реализации Древа, зато инициировал другой процесс - рождение Древа маловероятных и совсем невероятных состояний материи. Например, в таких Метавселенных становились равноправными нетранзитивные отношения, при которых одновременно два взаимоисключающих друг друга события спокойно уживались рядом (или "внутри" друг друга), не аннигилируя при этом, порождая причудливые "миры-призраки виртуальных несогласий" и миры парадоксальных метрик (таких, например, где параллельные прямые одновременно являются перпендикулярными). Представить подобные состояния удавалось не всем, даже Ивору с его хорошо развитой фантазией поэта, да он особенно и не старался это сделать, зато еще раз убедился, что Ствол стал своеобразным ограничителем реальных состояний и детонатором недоступных наблюдению человеком миров, где в принципе невозможное становилось возможным. В рамках этого подхода можно было принять и существование "абсолютных невероятии" (термин принадлежал Златкову) и "физики недоступного совершенства" (термин отца Ивора).