Согласно плану, генерал Фельгибель (Авт. — Начальник связи Гитлера) после взрыва должен был сообщить о смерти Гитлера генералу Ольбрихту в Берлин. После этого он оборвет всякое сообщение между Растенбургом, где проводилось совещание, и внешним миром. Но каково же было его удивление, когда он увидел, как Гитлер выбирается из развалин — весь в пыли, немного поцарапан, в растрепанном костюме — но живой. Сообщение Фельгибеля было следующим: "Произошла ужасная трагедия… Фюрер жив…".
Осторожность не спасла Фельгибеля — эсэсовцы тут же перехватили его канал связи.
Штауфенберг не видел, что произошло после взрыва. После того, как раздался оглушительный грохот и здание рухнуло, превратившись в облако пламени и дыма, Штауфенберг и его адъютант Хафтен, беседовавшие в отдалении, вскочили в свой автомобиль и, не дав прийти в себя часовым пропускных пунктов, которые уже получили сигнал тревоги, помчались на аэродром, а оттуда улетели в Берлин.
В Растенбурге теперь была известна личность несостоявшегося убийцы и по всей Германии передавались приказы об аресте Штауфенберга.
Самолет Штауфенберга приземлился в 1550 на отдаленном военном аэродроме. Адъютант пошел звонить, чтобы узнать, почему на месте нет машины. Когда Хафтен позвонил на Бендлерштрассе, Ольбрихт спросил у него, погиб ли Гитлер. Он получил положительный ответ и дал приказ о вводе в действие плана «Валькирия». Но пока Штауфенберг и Хафтен добирались до штаба, генералу Фромму стало известно, что покушение было безуспешным, о чем он и сообщил Штауфенбергу.
Это сообщение привело Штауфенберга в ярость. Он стал кричать, что Гитлер мертв, он сам подложил бомбу. К тому же все равно поздно — план «Валькирия» уже введен в действие.
— По чьему приказу? — возмутился Фромм.
— По нашему, — ответили Ольбрихт и Штауфенберг.
Бледный от гнева и страха за свою судьбу, Фромм приказал Штауфенбергу застрелиться, а Ольбрихту — отменить распоряжение о введении плана «Валькирия». Но те тут же разоружили Фромма и посадили под арест в его же собственном кабинете.
Пути назад не было. Из штаба командования сухопутных сил на Бендлерштрассе начали поступать приказы «Валькирии» различным военным штабам. Но в это время уже шли приказы об ответных мерах.
На Бендлерштрассе начали собираться другие участники заговора. Генерал Бек, фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен, которого заговорщики наметили на командующего вооруженными силами, граф Хельдорф, Готфрид Бисмарк и другие. Никто не знал, что делать дальше. Неразбериха усиливалась.
По личному приказу Гитлера на Бендлерштрассе был отправлен полковник Ремер. Он должен был восстановить там порядок.
Верные Гитлеру офицеры захватили здание и арестовали заговорщиков.
Генералу Беку было позволено покончить с собой, но у него не хватило на это силы. После двух неудачных попыток застрелиться, его прикончил унтер-офицер. Ольбрихт, начальник штаба полковник Мерц фон Квирнхайм, Штауфенберг и Хафтен после военно-полевого суда были расстреляны во дворе при свете фар. Штауфенберг выкрикнул: "Да здравствует наша святая Германия!".
Трупы сначала похоронили на кладбище. Но на следующий день по приказу Гитлера их эксгумировали, сорвали с них форму, ордена и сожгли, рассеяв пепел по ветру.
За считанные дни после неудавшегося переворота были арестованы жена, дети, мать Штауфенберга, а также его теща, братья, дядья и их жены. Все они были расстреляны.
Обращаясь к нацистским гауляйтерам 3 августа, Гиммлер так оправдывал эти меры: "Пусть никто не говорит нам, что это большевизм. Нет, это не большевизм, это древний германский обычай… Когда человека объявляли вне закона, то говорили: этот человек предатель, у него дурная кровь, в ней живет предательство, она будет истреблена. И… вся семья, включая самых отдаленных родственников, истреблялась. Мы разделаемся со Штауфенбергами вплоть до самых отдаленных родственников…".
С арестованными обращались особенно жестоко. Пытки были просто невыносимы: чаще всего использовалось завинчивание пальцев. Вспомнили даже о средневековой «дыбе». Но надо отметить, что «сломались» немногие.
В заговоре участвовали высшие офицеры, начиная с главнокомандующего Западным фронтом фельдмаршала Ганса фон Клюге и военного губернатора Франции генерала Генриха фон Штюльпнагеля. Последний, правда, узнав, что Гитлер жив, приказал освободить 1200 важнейших чинов из СС, которые были арестованы ранее по его же приказу.
Фельдмаршал Роммель, долгое время один из любимых генералов Гитлера, неоднократно подвергался агитации заговорщиков и сочувствовал их целям. После высадки союзников в Нормандии он отправил Гитлеру ультиматум с требованием немедленно прекратить войну на Западе. Через два дня, когда он возвращался с нормандского фронта, его автомобиль обстреляли самолеты союзников и он получил тяжелое ранение. Пока он выздоравливал дома в Германии, стали известны его контакты с заговорщиками. 14 октября он получил ультиматум: покончить с собой или быть арестованным и судимым вместе с семьей. Роммель выбрал первое — он принял яд.
Большую часть заговорщиков содержали в тюрьме Лертер-штрассе, построенной в 1840-ом году. Здание состояло из четырех корпусов. Один — военная тюрьма — подчинялся вермахту, а два других перешли в ведение гестапо и использовались для содержания политических заключенных.
Охрана состояла из обыкновенных тюремных надзирателей, но за ними, в свою очередь, присматривали эсэсовцы — в основном фольксдойче (немцы, родившиеся за пределами Германии и эмигрировавшие в Третий рейх), приученные к жестокости операциями против партизан в России. Убирали камеры, разносили еду вспомогательные служащие.
От заката до рассвета в камерах горел свет — если только над головой не было бомбардировщиков. Пока охрана укрывалась в убежище, узники оставались запертыми в своих камерах. Многие из них погибли при бомбежках. Оставшиеся в живых узники позже говорили, что среди падающих бомб их охватывало чувство безопасности — это были единственные моменты, когда за ними не наблюдали.
Казнили заговорщиков в тюрьме Плётцензее, которая находилась недалеко от Лертерштрассе. Поскольку обычно в Германии казнили путем отсечения головы и виселиц не было, то к железной балке в камере для казней прикрепили обыкновенные крюки для подвешивания мясных туш.
На казнях присутствовал Главный прокурор рейха, несколько охранников, два кинооператора и палач с двумя своими помощниками. На столе стояла бутылка с бренди. Осужденных вводили по одному: палачи одевали им на шею узел. Чтобы смерть наступала не от перелома шеи, а от медленного удушения, Гитлер распорядился заменить веревку фортепианной струной. Некоторые жертвы бились и дергались по двадцать минут, а рядом стрекотали кинокамеры, палачи отпускали непристойные шуточки. Потом кинопленку передавали в ставку Гитлера для просмотра.
До сих пор историки спорят насчет точного количества жертв заговора 20 июля. Согласно официальным нацистским источникам, сразу после мятежа было арестовано около 7000 человек. В 1944 году было казнено 5764 человека, а в оставшиеся пять месяцев нацистского правления в 1945 году — еще 5684. Из этого огромного количества жертв только около 160–200 человек непосредственно были замешаны в заговоре. Из них: 21 генерал, 33 полковника и подполковника, 2 посла, 7 дипломатов высших рангов, один министр, 3 государственных секретаря, начальник уголовной полиции и ряд высших чиновников, губернаторов провинций и крупных полицейских чинов.
Уже будучи в Вене, Мария Васильчикова 6 сентября 1944 года вспомнит свой последний день в Берлине и сделает запись в дневнике: "Когда кухарка Марта будила меня сегодня утром, она проворчала: "В моей молодости такого не бывало, но это 20 июля все поставило вверх дном!".
…Заговор 20 июля 1944 г. в разные времена привлекал внимание не только историков, но и людей других специальностей. Например, технических работников. Существовало много версий.