- Ну что Вадим, порнуха начинается. Щас такое услышим. Главное, в таком деле переводчиков не нужно, итак все ясно.
- Да, верно. Язык секса - всем понятен.
- Николь ничего не добавила больше?
- Да нет вроде...
- Все рассказала?
- Ну да, вроде.
Оба жадно закурили "Марльборо". Гуляев посмотрел в окно.
- Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой, то мне страшно, то мне грустно, то теряю свой покой.
- Ладно, тихо.
В квартире шахской жены раздались первые стоны. Благо чекисты понимали на фарси. Они оба сели в предвкушении спектакля, не ведая о том, что основное еще впереди. Оба уже были красные от возбуждения, все больше слушая сексуальные охи и ахи.
- Слушай, что она творит, а? Он перед ней пацан какой-то.
- Тише, дай послушать.
И опять оба молча курили, слушали, старались не смотреть друг на друга. До их ушей доносились такие слова:
- Мой милый мальчик. Я тебя вспоминала даже в больнице. Давай, глубже, глубже - вот ох хорошо ...так, так, да, ой...мой милый цветочек...моя прелесть...
Слышен был только голос Шаргии, Али же "работал", старался удовлетворить ее. Потом Шаргия сказала, вернее прошептала фразу, которая надолго запомнится чекистам. ''Зачем кормить чужих, если есть свои. Нет?', слетело с ее уст. Затем вновь охи и ахи. И опять прозвучала эта странная фраза про чужих и своих. Так прошло еще минут 30. Гуляеву уже надоело слышать иранскую порнуху.
- Да ну их.
Он с сигаретой во рту подошел к окну, посмотрел через окно и вздрогнул.
- Фаик, Фаик, сюда, быстрей!
Фаик подбежал.
- Кто это стоит там? Ты узнаешь его?
- Да. Нн-ет, как это... Это же Али...
На улице, почти под их окном, стоял Али. Он иногда поглядывал на окно Шаргии. Была заметна печаль в его взгляде.
- Ну... Тогда с кем она там шпилится?
- Не знаю? Точно, что не со мной.
- Слушай, хорош шутить, дело серьезное. Нам же сообщили, что Али с цветами вошел в блок.
- А мы же его не видели! Это соседний блок, откуда нам знать, зашел он в квартиру, или нет.
- Ладно, все, давай выяснять кто там.
Они тут же сообщили вниз, "своим", что личность объекта неизвестна. Пошла выясняловка. Секс еще продолжался минут десять, после чего все утихло, заиграла иранская мелодия, пела знаменитая Гугуш. Потом приглушенная беседа.
- С кем же она там, с кем?
Через час они прощались. Шаргия плакала, причем громко, просила не забывать ее. Чекисты засуетились. Выбежали из квартиры на улицу, подбежали к их блоку, стали ждать. И вот он, этот парень, выходит из парадной и направляется в сторону вокзала. Это был явно иранец, ее земляк, лет 20 не больше. Симпатичный, темненький, высокий паренек.
- Ну, вдова, а, соблазняет детей. За такое в СССР четвертуют.
- Да подожди, Фаик. Кто же он?
Парень сел в желтое такси и уехал.
Гуляев и Гусейнов еще минуты две постояли на холоде. Они ждали устную сводку сотрудников наружного наблюдения. Стоял безветренный нью-йоркский вечер. Снег молча падал на них, они переминались с ноги на ногу.
- Как в фильме Рязанова, надо меньше пить, надо меньше пить.
- Да, колотун.
К ним подбежал сотрудник "наружки" Амосов, тот самый элегантный молодой человек, следивший за Шаргией. На кепке и пальто лежали хлопья снега. Он был страшно удивлен, даже озадачен. После небольшой одышки изрек:
- Я не понял, ребята. Вы хоть знаете, кто это был?
- Нет. Ну и кто же он?
- Это ее сын. Наследник престола. Реза Пехлеви - младший. Как вам это?
Лица у чекистов вытянулись, у обоих были потерянные физиономии. Пауза.
- ...Это тот, который только что уехал?
- Да. И которого вы подслушали.
- Саш, это точно, ошибки нема?
- Век воли не видать. Это - сын. Я уже год топаю за ним, мне ли его не знать.
Гуляев и Гусейнов переглянулись.
- Ни хрена себе. Ты что нибудь понял?
-?...
Прошло минут 15. Они все еще вдвоем стояли на заснеженной улице Нью-Йорка. Говорить было не о чем. Даже снег был какой-то скучный, бесцветный, без искры. Снег был как - будто враждебно настроен против них. Они молча курили.
- Слушай, Фаик, у меня идея. Давай пойдем в русский ресторан на Манхеттене. Че - то мне пить захотелось. Да какого - нибудь русского блюда поесть хочу, пельмени или борща. Соскучился я по России. Не воспринимаю я хреновую заграницу. Вся гниль, мерзость и пошлость только здесь, за рубежом. Ничего святого. Лучше нашего советского дома нет нигде. Даже этот снег шепчет нам, мол, люди, езжайте ка к себе домой.
Гуляев разозлился, и сказав, '' ну что ж, сейчас всем будет не приятно', повернулся в сторону одного из небоскреб, где было полным полно народу и заорал во всю глотку, что есть мочи:
- Идите вы все на хуй, пидоразы, гандоны!!! Ебал я ваши законы и права!!! Пошли все на хуй!!!
На него с удивлением взглянули несколько местных прохожих, уступая дорогу, но они не поняли классическую русскую брань. Да и торопились они, не до этого им.
Гуляев и Гусейнов молча направились в русский ресторан пить водку, топая по глубокому снегу.
Таким образом, операция по выявлению 50 миллиардов иранских долларов с треском провалилась.
ГЛАВА 14
1982-й год. Поминки Брежнева
Этот материал основан на сообщении доверенного лица (не будем называть кого именно), присутствовавшего на поминках Леонида Ильича Брежнева, который был дан огласке много лет позже.
На поминках Брежнева сидел весь бомонд, весь цвет партийных работников СССР. Они сидели и молча скорбили, лица у них были такие печальные. Это очень грустная история. К Андропову нагнулся его соратник по КГБ небезызвестный Федорчук.
- Юрий Владимирович, может не надо а? Все - таки такой день, поминки все - таки.
- Мне лучше знать, что надо, а что нет. Этого Чурбанова надо наказать, пришло время платить за все. Это время всегда приходит.
- К - да...
- Ты что, не слушаешься что ли?
- Нет, нет!!! Будет исполнено.
- Выполнять.
Юрий Андропов замышлял тонкую и в то же время мерзкую (ну, как обычно), чекистскую операцию. Он думал про себя, ''нет, так мы целей гнусных не достигнем''.
А Федорчук в свою очередь боялся, это факт.
10 ноября 1982-го года скончался Леонид Ильич Брежнев. А уже через два дня, 12 ноября, в квартире Леонида Ильича в поселке Усово, что на Рублевском шоссе, сидели высокие гости, весь партаппарат СССР. Они ели и пили за упокой души Брежнева, которого похоронили сегодня днем. Во главе стола сидел Андропов, слева от него был Черненко, рядом с ним Громыко. Справа от Андропова сидел Щелоков, рядом его заместитель, Чурбанов, зять покойного. Недалеко от Чурбанова разместилась Валентина Терешкова, первая женщина-космонавт. Далее сидели Щербицкий, Куликов, Кунаев, короче говоря, вся политическая элита того поколения.
Все молча пьют. По правде говоря, многие делают вид что пьют, по настоящему пил только Юрий Чурбанов. Андропов зорко следил, кто как себя ведет. Глава МВД СССР Щелоков категорически не пил, ссылаясь на больной желудок. А Андропов в это время размышлял: '' Этот Щелоков думает, что он здесь ведя себя трезво зарабатывает передо мной очки. Думает, что отказавшись от водки он зарекомендует себя трезвым и серьезным человеком. Наверное умный стал. Дудки! Нет уж, поздно уже! Во-первых, я знаю что он старый алкаш, а во-вторых, его время уже подошло. Пора его снимать. Все надо делать своевременно''.
Юрий Чурбанов вошел в комнату разбитый и подавленный. Еще бы! Теперь, после смерти его тестя, положение становится шатким. Кому он теперь нужен? Бездарный, тупой, к тому же успел себе нажить много врагов. Что же делать? Ему становилось страшно. Все краски жизни вдруг резко стали для него черного цвета. Но выпив поллитра посольской водки (причем, за два захода), и закусив его черной икрой и жареной осетриной, он вдруг посмотрел на гостей, на первых секретарей союзных республик. Они все сидели такие смешные, прикидывались, делали вид, что переживают эту утрату, а на самом деле теперь они боятся за свою дальнейшую судьбу, за свою шкуру. Чурбанову стало хорошо. После водки крепнет ум, яснеет мысль. Вот это уже другое дело.