Как в дальнейшем складывались их отношения? В том же 1940 году Абакумов назначается начальником Управления Особых отделов РККА, о чем, по его словам, узнает от Сталина. С тех пор, вплоть до ареста, он впрямую от Берии больше не зависел. Брат Кобулова, Амаяк Захарьевич, генерал–лейтенант госбезопасности, показал на допросе, что до войны отношения Берии и Абакумова были нормальными, хорошими, а потом они постепенно ухудшались, поскольку Абакумов уже не считался с Лаврентием Павловичем. На это же указывают два факта. Сменив Меркулова на посту наркома госбезопасности, Абакумов не подписал приемно–сдаточного акта, что вызвало гнев Берии, который в кремлевском коридоре при свидетелях отчитал Абакумова, сопроводив свои слова площадной бранью. Кроме того, Абакумов принялся расчищать кадры МГБ, решительно избавляясь от людей Берии и Меркулова в Следственной части по особо важным делам и в аппарате контрразведки, куда он расставлял тех, с кем прошел войну в ГУКР «Смерш». Это нашло подтверждение в показаниях Шейнина, который подчеркнул на допросе, что «замена ответственных работников МГБ ставленниками Абакумова происходила с согласия и при участии секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова».
Степень неприязни Берии к Абакумову характеризует такой факт — начальник личной охраны Берии полковник Саркисов сообщил следствию, что «перед арестом Абакумова Лаврентий Павлович распорядился переключить телефоны Кремлевской АТС: домашний — на дежурного офицера в комнате охраны, а служебный — на приемную; это было сделано для того, чтобы Абакумов не мог соединиться с ним».
Есть еще веский довод: если бы Берия доверял Абакумову и нуждался в нем, то в марте 1953 года он постарался бы освободить его из тюрьмы. Однако факты говорят об обратном.
На допросе у нового Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко, дотошно выискивавшего доказательства близости Абакумова с Берией, Абакумов показал: «На квартире и на даче у Берии я никогда не бывал. Отношения у нас были чисто служебные, официальные и ничего другого». Здесь, пожалуй, стоит отметить, что Берия славился хлебосольством и принимал у себя широкий круг лиц, связанных с ним общими целями.
Примечательно, что рукописный подлинник протокола этого допроса не перепечатывался на машинке и не был приобщен к делу Берии. К делу Абакумова его тоже не приобщили — год спустя Руденко на судебном заседании назвал Абакумова членом банды Берии, что само по себе явилось тяжким политическим обвинением, поэтому все без исключения документы, не подтверждавшие эту версию, в материалах дела отсутствовали, тогда как вырезки из известных читателям писем Абакумова, где он именовал Берию «самым близким человеком», были изложены в тексте обвинительного заключения. Кстати, то обстоятельство, что эти письма Абакумова адресовались не только Берии, но и Маленкову, Руденко обошел молчанием.
В деле Берии и его сподвижников содержится множество данных о людях и нравах того времени, однако они не имеют прямого касательства к Абакумову. Но раз уж я взял на себя обязанности комментатора и разделяю мнение, что многое познается в сравнении, то приведу еще одну любопытную подробность. Все подсудимые по делу Берии были приговорены к высшей мере наказания с конфискацией имущества. Как только началось исполнение приговора в части конфискации, вдовы осужденных возбудили ходатайства о разделе совместно нажитого имущества и, главным образом, вкладов в сберегательных кассах, жалуясь на то, что остались голыми и босыми, ибо вся обстановка в их квартирах и на дачах принадлежала МВД СССР. Особой настойчивостью отличалась Евлалия Федоровна, вдова генерал–полковника Гоглидзе: если остальные вдовы, получив повторный отказ, прекратили переписку, то она несколько лет подряд писала на имя Руденко, Маленкова, а затем и Хрущева. Чего только не было в ее письмах — и сетования на старческую немощь, и слезные призывы к милосердию, и ссылки на объективные причины: вклад Евлалии Федоровны на сумму 160 тысяч рублей, по ее заверениям, отчасти состоял из денежных средств домашней прислуги, чья заработная плата в течение шестнадцати лет подряд вносилась на сберкнижку нанимательницы.