Письмо Абакумова без задержки попало к адресату. Сталин прочитал его и оставил у себя, не соизволив дать каких–либо повелений, — он не любил поспешности. А спустя три недели в Прокуратуру СССР поступила записка следующего содержания:
«Тов. Мокичев. В 3 часа позвонил тов. Маленков и передал, что получено указание — завтра же послать товарищу Сталину протокол допроса Абакумова». Ниже стояли: дата — 19.08.1951, время — 3 ч. 10 мин. и подпись С. Игнатьева, нового министра госбезопасности.
И машина завертелась: следственный персонал день и ночь перелопачивал протоколы допросов арестованных и свидетелей, формируя дело по эпизодам, государственный советник юстиции 3 класса Л. Смирнов (в прошлом — помощник главного советского обвинителя на Нюрнбергском процессе, а в будущем — председатель Верховного суда Союза ССР при Брежневе) подготовил докладную записку на одиннадцати страницах, а Мокичев скрепил ее росчерком пера и, приложив три тома следственных материалов, 21 августа отправил по назначению. В тот же день копии докладной со всеми приложениями фельдсвязью доставили еще двум заинтересованным лицам — Берии и Маленкову.
С тех пор исчерпывающая информация о ходе следствия по делу Абакумова в трех экземплярах поступала наверх не реже раза в месяц.
Заключенный № 15 наверняка предвидел такое развитие событий, но, естественно, всего знать не мог. Не знал он и о том, что распоряжениями
Совета Министров СССР от 25 июля 1951 года № 12537 и от 26 июля 1951 года № 12636 квартиры № 2 в доме 11 по Колпачному переулку и № 8 в доме 8 по Телеграфному переулку, а также дача МГБ в поселке Петрово—Дальнее передавались в резерв Совмина и что оба эти документа были подписаны Сталиным.
Что думал Абакумов, по ночам ворочаясь на жесткой койке в одиночке «Матросской тишины», — это нераскрытая тайна. Но к Сталину он больше не обращался.
МАСТЕРА «ФРАНЦУЗСКОЙ БОРЬБЫ»
Между тем следствие день ото дня набирало темп, вовлекая в свою орбиту множество новых лиц. Производились обыски, устанавливались связи и контакты Абакумова чуть ли не с довоенных времен, из архива извлекались бесчисленные донесения штатных и внештатных осведомителей, так называемых «источников», агентов и резидентов НКВД и НКГБ, допрашивались и передопрашивались сослуживцы, родственники, знакомые, знакомые знакомых и т. д.
А Мокичев продолжал единоборство с Абакумовым. Привожу краткие выдержки из допросов:
«Вопрос: Почему рассмотрение дел и сроки следствия в МГБ недопустимо затягивались?
Ответ: Действительно, есть такие дела, групповые и одиночные, которые затягивались. Делалось это по специальному указанию ЦК ВКП(б) или же диктовалось оперативными соображениями. Приведу примеры… Имеется дело генерала Телегина и других — 8 человек. Дело это весьма важное и его впредь тоже следует держать и не заканчивать. Оно связано с маршалом Жуковым, который является очень опасным человеком…
Вопрос: Вашими сотрудниками систематически нарушалось постановление ЦК ВКП(б), согласно которому необходимо оформлять каждый протокол допроса. С какой целью нарушалось постановление от 17 ноября 1938 года?
Ответ: Пора ставить перед ЦК вопрос об его отмене, оно устарело.
Вопрос: Ответьте, почему на допросах следователи МГБ делали лишь черновые заметки, а впоследствии составлялись «обобщенные» протоколы?
Ответ: В Следственной части по особо важным делам есть хорошие следователи, но такие, которые не умеют писать. И есть, напротив, грамотные следователи, которые не умеют допрашивать. Отсюда и «обобщенные» протоколы.
Вопрос: Кому поручалось составление «обобщенных» протоколов?
Ответ: Леонову — как руководителю Следственной части по особо важным делам, Шварцману — как его заместителю и грамотному человеку.
Вопрос: Шварцман был лицом, особо приближенным к вам? Почему вы приблизили его к себе?
Ответ: Я бы сказал наоборот — отдаленным. Этот человек был приближенным к Меркулову[2] и пользовался очень большим его доверием. Он известен в ЦК с положительной стороны…»
2
В. Меркулов (1895—1953)— народный комиссар госбезопас¬ности СССР (1940—1946), министр Госконтроля СССР (1946—1953), расстрелян в декабре 1953 г. вместе с Берией.