Сейчас у него был другой ТТ, не тот самый. Майор вытянул его из кобуры и положил на стол. Любовно, ласково погладил вороненую сталь и улыбнулся, доставая из ящика стола оружейное масло. Он чистил его по старой привычке два раза в день. Раньше приходилось чистить часто, после каждого выстрела. Сейчас на спусковой крючок приходилось нажимать значительно реже.
========== Глава 4 ==========
Окна на втором этаже горели ярко. Сегодня Людмила Иосифовна сама сняла плотные синие шторы, свернула в тугой узел и положила в шкаф.
Валентинов стряхнул пепел с сигареты в пепельницу и еще раз спросил:
— Ты уверена в этом, Люда?
— Абсолютно.
— Но они копают под Ленжет! И не мне тебе рассказывать, что такое проверка из Москвы, что такое негласное расследование и чем оно обычно заканчивается.
— Ян, Ленжет — это Полуэктов и люди Чеснокова. Это не мой уровень. И я не занимаюсь теми хищениями, которые вижу в отчетах. Меня больше волнует то, почему отдел по борьбе с бандитизмом заинтересовался клеевым заводом. И почему ты, — она подчеркнула это слово, — не доложил мне все подробности.
— У меня нет такого допуска.
— У тебя? Нет допуска?
Ильиченко фыркнула и покачала головой:
— Не ври мне, Ян. Ты мне просто не хочешь ничего рассказывать, потому что боишься, что это повредит твоей карьере. Так что же знает УГРО?
— Ничего. Их заставили переделать отчеты и закрыть на это дело глаза.
Женщина села на край дивана и медленно налила себе в стакан чай. Размешивая ложечкой сахар, тихо заметила:
— Не тяни, Ян.
— Эксперты выявили в пепле человеческие останки.
— Однако далеко шагнула судебная медицина, — Ильиченко коснулась пальцами края стакана. — Может, еще и поименно каждого сожженного назвали?
Она усмехнулась и поднялась с дивана, отряхивая плотную синюю юбку. Прошлась по комнате, покачиваясь на каблуках, от окна до двери и обратно. Ее высокий лоб прорезала продольная морщинка. Людмила Иосифовна заговорила резко, отрывисто:
— Значит, мы кого-то пропустили. Или мелкая сошка проболталась.
— Это невозможно. Мои люди допрашивали каждого, до последнего сопливого хлопца.
— Коты? Домушники? Дергачи? Ты о них, об этих вольных художниках подумал?
— Да. Их расстреляли всех. А остальных, мелочевку вроде проституток и босяков этим надолго припугнули. Новые мазы не сунутся. Им своя шкура дорога.
Ян смял окурок в пепельнице и вздохнул.
— Не вздыхай, — Ильиченко улыбнулась. — Свяжись с МВД, по служебному делу попроси досье на московских. Кто там верховодит, сколько их там человек. Мне нужно знать все, чтобы найти трещинку в их банде.
— Нам не удастся очистить район в короткие сроки. Да и нужно ли это?
Она резко, стремительно, как змея, склонилась к его лицу:
— Ты на что намекаешь?
— Ланган.
Людмила Иосифовна медленно выпрямилась и прищурилась. Скрестила руки на груди и сказала холодно, с металлическим привкусом в голосе:
— Разберемся.
***
Шалман гулял так как гуляют в последний раз в жизни: со скрипом патефонной пластинки, с самогоном, трофейным шампанским, с песнями про жизнь-кручинушку и тюрьму казенную.
Ланган потоптался на пороге, но дальше — к столикам, к девкам, смеявшимся с размазанной по губам трофейной помадой, к небритым хмурым типчикам «не подходи, дядя, зарежу» — не пошел. Не пошел не потому, что забоялся, а потому что цель его визита прошла мимо него, вихляя бедрами и вешаясь на шею какому-то переростку в кургузом черном пиджачке.
Она шла, спотыкаясь, хватаясь за своего спутника, а Андрей Януарьевич шел сзади и пару раз грустно улыбнулся своим мыслям. Ночь была холодная, а она, дура, в своем шелковом платье. Ланган сунул руки в карманы своего черного пальто и чуть отстал, замедлил шаг, однако не теряя их из виду. На траве за сломанной решеткой кто-то лежал, и он, ради конспирации, а не из чувства сострадания, склонился над лежащим.
Труп. Видимо, саданули по голове тяжелым, потом удар финки в печень, вон на серой рубашке темное пятно. Склонился вовремя, потому что впереди идущие обернулись. Раздался женский смех, затем возня. Ланган искоса поглядел на них, но фонарь не горел, и разглядывать там было нечего. Сзади хлопнула дверь, кто-то свистнул, и Андрей Януарьевич ладонью нащупал холодную сталь ТТ.
— Браток, курева не найдется?
Ланган не курил, но для таких вот встреч всегда носил с собой папиросы и спички. Протянул белый коробок с голубой волной, шутливо осведомился:
— У паровоза дрова кончились?
— Да пошел ты, — брякнули из темноты. — Свои обронил, когда склад ломанули. Ты чей будешь?
— Ничей, дядя, — майор, снова сунув руку в карман, обернулся на уходившую парочку и резко ударил мужчину финкой в печень. Тот охнул, и, качнувшись, завалился на Лангана. Андрей Януарьевич выдернул нож и, вытирая его о край пальто, бросился в ближайшую подворотню. Успел как раз вовремя — желтое платье скрылось за дверью парадной. Дверь было видно в арке соседнего двора. Ланган быстро, чуть пригибаясь, прошел чугунную решетку и прикрыл за собой калитку, задвинул защелку. Выход теперь был только один — на Первую Южную улицу.
В темном подъезде ориентировался уже только по звукам. Шел нарочно медленно, чтобы не услышали, но, судя по женскому смеху, им было совсем не до этого. Эх, Оксана, Оксана…
Два силуэта — темный и светлый на фоне двери. Она не попадает ключом в замок, противно скребет так по нему. Андрей Януарьевич поморщился, замерев у стены на две ступеньки ниже их. Наконец, скрипнула дверь, и он в один прыжок очутился рядом с ними. Оксана взвизгнула.
— Ты что, фраер? — сипло вякнул подросток и тут же замычал — удар кулаком пришелся аккурат в солнечное сплетение, а рот Андрей Януарьевич зажал ему ладонью из предосторожности. Ланган толкнул женщину в прихожую и, схватив пацана за шиворот, втащил его в квартиру.
— Сядь, не мельтеши.
Щелкнул выключателем, подтащил не сопротивляющееся тело к стулу. Оксана за спиной охнула.
Узнала все же, Андрей Януарьевич усмехнулся.
— Андрюша… — голос робкий-робкий, но сейчас было не до нее. — Ярика не тронь.
Ярик, значит. Встал напротив неподвижного с выпученными от боли глазами Ярика, нарочно присел на корточки, чтобы быть ниже. Так душевнее получается.
Оксана ойкнула, вцепилась ему в плечо, но Ланган отмахнулся:
— Найдешь себе нового хахаля. Сядь и заткнись. А ты, малец, давай, шевели языком. Рассказывай.
— Шо рассказывать, дяденька?
— Что за Ханша такая? Откуда взялась?
— Не знаю я ничего!
По глазам видно, что брешет. Смотрит как нашкодивший кот и взгляд отводит.
— Я тебя в последний раз спрашиваю — кто такая Ханша? — сказал Андрей Януарьевич ласково. — Дальше буду глаза выкалывать. Ведь так она делает?
— Андрей! — Оксана вскрикнула, потому что Ланган вытащил из кармана финку. Щелкнуло раскрывшееся лезвие. — Только пол юшкой не запачкай.
— Не бойся, жмура у тебя на хате не будет. Ну что, вьюноша?
— Баба есть какая-то, страшная, — затараторил Ярик, поглядывая на нож.
— Страшная — это как? На рожу или по повадкам?
— По повадкам. Она кодлу Ворона положила.
— Это я знаю. Где живет? Кто при ней?
— Не знаю. Кабы знали, то на лапшу настрогали бы.
— Это верно, красавчик, — Андрей Януарьевич поднялся и нож убрал, защелкнул лезвие пальцем. — Да не жмись ты так. Я свой. Меня вот что интересует. По какому поводу Митька Северный с вашим Царьком сегодня бодягу жрал?