— Ворона поминали.
— Не похоже было на поминки. Скорее, на свадьбу. Вот, Ярик, расскажи — вы весной когда в последний раз трупы в печах сжигали? В «Клейкости».
— Ну… — тот замялся. — А зачем это? Жмуров все равно потом мусора и медики подбирают. А пока подвезешь, соберешь этих, туда привезешь… Морока одна. Мы хренью этой не занимаемся.
— Молодцы хлопцы, — будто себе под нос шепнул Ланган, потом уже громко добавил: — Все, вали отсюда.
— Э, мужик, если баба твоя, то сразу так и сказал бы. А то чуть душу не вышиб, — Ярик хлопнул носом уже в коридоре.
— Брысь! — фыркнул майор и тяжело опустился на стул. — Ну, здравствуй, Оксана.
Та сидела на диване, закинув ногу на ногу, и посасывала пустой мундштук. Молча окинула его взглядом с головы до ног и лишь откинулась назад. Платье задралось, обнажив резинку чулок.
— Забыл, что без этого, — майор вынул из внутреннего кармана бумажник, отсчитал два рубля и бросил их на диван, — ты говорить не будешь.
— Скотина.
Голос был низкий, прокуренный, с гнусавинкой. И где же тот прекрасный сопрано, потрясающий душу до самых печенок? Андрей Януарьевич снова усмехнулся.
— Не узнаю тебя, моя родная. А где же поцелуй в щечку? Борщи? Дети?
— Пошел вон, — протянула она устало. — Или ты не наиздевался надо мной еще? Так я твоя. На!
Она выпятила вперед грудь и внезапно разрыдалась.
— Ладно, Оксан, тихо, — майор встал, отошел к окну. Тощая фигура подростка темнела у соседней парадной. Светился огонек папиросы.
Тишину прорезали два выстрела. Потом длинная автоматная очередь. Ярик бросился к воротам, потряс их, метнулся к пустой проходной.
Там зашумел мотор, вспыхнули фары. Андрей Януарьевич прищурился. Полуторка. Грохнул выстрел. Силуэт Ярика в желтом свете качнулся как надломленный и рухнул на колени. В желтом свете фар уплыл бело-черный номер — ЛЕ 35-40.
Справа обдало дешевыми духами и перегаром. Оксана привстала на цыпочки, вгляделась в темную пустоту двора. Ланган взял ее за плечи, развернул к себе лицом.
— Ты, когда с этим шкетом шла, видела полуторку?
— Ну, да. Я еще из-за нее платье запачкала.
— Кто в кабине был?
— Мужик какой-то. Он там базарил с кем-то.
— Голос второго слышала?
— Баба вроде бы. Как мы подошли, они сразу заткнулись.
— Заткнулись… Спасибо, что не прикончили, дура, — он отпихнул ее от себя. — Проспись лучше.
— А что, — Оксана провела подрагивающими пальцами по вырезу платья и расстегнула две пуговицы, — у меня не останешься?
— Мне еще сифилиса не хватало. Спасибо, обойдусь.
Она встала, неестественно рассмеялась:
— Тогда проваливай.
Ланган обошел труп Ярика, вздохнул. Хорошо, что не мучился парнишка. Другим повезло меньше или не повезло совсем.
Заглядывать в шалман он не стал — насмотрится завтра, сейчас светиться было совершенно ни к чему. Вдали противно завыла милицейская сирена. Ланган дворами вышел на проспект Сталина и поймал позднюю попутку.
Дома он рухнул, не раздеваясь, на продавленную тахту и закрыл глаза.
Если бы передумал и вошел в шалман, то завтра бы его труп отнесли бы в морг. Погиб на боевом посту, написали бы. Очень иронично. Значит, Московский уже все, отвоевался. И Кировский тоже. «Клейкость» за ленинскими, но раз пошла такая драка, то и Ленинский район давно уже не того, не криминальный. Значит, печки «Клейкости» снова будут принимать жмуров по полной топке. Значит, Немцева Марина Александровна снова будет на стреме. Забавно. Значит, можно проводить вторую облаву. Утешающие и одновременно пугающие выводы.
Немцева ничего не скажет на допросе, это раз.
Обломают зубы с Ленжетом, это два.
Горком и эта Ильиченко настрочат как минимум две телеги, это три.
Интерес МГБ обеспечен, это четыре.
Придется действовать своими методами, это пять.
Потом в голову, ломая математическую стройную логику, втесались мысли об Оксане. Дура она, дура.
Поженились они в тридцать четвертом. Дочь умерла через три дня, из роддома Оксана вышла со свидетельством о рождении и смерти. Потом он пропадал в заграничных командировках, Халкин-Гол, Катынь.
Она в шутку называла его штатным палачом Ленинграда, а потом во время войны развелась, закрутила роман с морячком и уехала вместе с новым мужем на Дальний Восток в сорок пятом. Мужа убили в Китае, вот она в Ленинград обратно и вернулась. А дальше по наклонной — проституция, пьянки, бандиты с Лиговки, но без приводов в милицию. И то хорошо, а то нечего бывшего мужа, сотрудника органов, позорить. Если не сопьется, то вышлют на сто первый километр. Если сопьется, то…
Предположить, что будет, если Оксана сопьется, Андрей Януарьевич не успел. Зазвонил телефон в прихожей. Он поднялся, прошел в коридор и снял трубку.
«Товарищ Ланган, вас вызывают. Седьмая парадная», в трубке незнакомый молодой голос.
По привычке майор бросил взгляд на часы. Три часа и сорок шесть минут ночи. Пора ехать.
========== Глава 5 ==========
Иванцев схватил его за локоть, шепнул:
— Сделали все, как ты хочешь. Я сильно рискую, если узнают, чья это затея. Не подведи, Андрей.
Ланган вместо ответа протиснулся мимо него в дверь мужского туалета. Кабинки были хлипкие, поэтому через три минуты (он отследил по часам) раздался топот, брякание автоматов. Полуэктова впихнули на маленький кафельный пятачок, освещенный тусклой лампочкой.
Но, несмотря на тусклость помещения, он Лангана узнал и икнул от неожиданности. Им дали лишь полминуты, поэтому медлить было нельзя. Андрей Януарьевич склонился к лицу Полуэктова и тихо спросил:
— Ильиченко?
От неожиданности тот кивнул, потом испуганно затряс головой. Но майор по глазам его все понял и выпрямился. Подождав за дверью кабинки пока Полуэктова уведут, вышел и, быстро пролетев две лестничные площадки и коридор, вошел в кабинет Иванцева.
Тот ничего спрашивать не стал. Ланган расстегнул куртку, потянул из полураскрытого шкафа вешалку. Переодеваться под насмешливым взглядом генерал-лейтенанта МГБ было непривычно, и Андрей Януарьевич смутился, натягивая брюки.
Застегнул два крючка на воротнике-стойке, протянул ремень портупеи под погоном и потянулся за своим ТТ.
— Орел ты мой ясный, свою штатскую бандуру оставь, — Иванцев усмехнулся в усы. — Там тебе все как положено — под расписочку выдадут. Все, иди, глаза не мозоль.
Ланган спустился по маленькой крутой лестнице в подвал. Охрана козырнула ему, и он подошел к зарешеченному оконцу, протянул удостоверение. Дежурный сделал запись в журнале, протянул через дверцу Лангану. Андрей Януарьевич расписался и получил незаряженный ТТ. Вторая подпись на получение обоймы — и майор, глубже загнав патрон, вставил магазин в пистолет.
Идя по длинному коридору с серо-зелеными стенами, над головой замелькали зарешеченные полусферы ламп, Ланган передернул затвор, вгоняя патрон в ствол. Он шел медленно, ощущая холодную серую тишину подвала. Потянул решетку на себя, одновременно открывая тяжелую металлическую дверь.
В комнате не было ни стола, ни обычного приваренного табурета. В бетонном полу широкие сливы, забранные мелкой решеткой.
Когда Андрей Януарьевич вошел, то к нему обернулись двое. Мужчина в пенсне и длинном штатском плаще и… Казанцева Вероника Алексеевна при прокурорских погонах. В ее глазах мелькнуло удивление, но тут же пропало, потому что слева раздалось: