«Я не знаю», - нерешительно сказал я. «Я бы хотел, но лучше не надо».
"Почему бы и нет?" она нахмурилась. «Ты достаточно взрослый, и Господь знает, что ты достаточно большой». Я наблюдал, как ее взгляд быстро скользил по моим плечам и груди.
«Ну, во-первых, я не мог ничего пообещать после выпивки», - сказал я. «Не с твоими ногами. На самом деле, я никогда не видел ничего подобного».
Она тихо улыбнулась. "Кто просил вас что-нибудь пообещать?" пробормотала она. Она подошла к маленькому шкафчику и принесла бутылку виски и стаканы.
«Подожди», - сказал я. «Я должен допрашивать тебя, а не пить с тобой».
«Господи, какие вы, янки, добросовестные», - сказала она, наполняя стаканы. «Так что спрашивайте меня, пока мы пьем. Несколько напитков могут помочь мне кое-что вспомнить».
Я тихонько улыбнулся себе. "Хорошо." Я пожал плечами, взяв стакан, который она мне вручила. Ее груди под бледно-лимонной блузкой вызывающе шевелились. Линн Делба была голодной женщиной, жаждавшей внимания, комплиментов, секса. Она знала, что почти все ее хорошие годы остались позади, и она танцевала на грани тех отчаянных лет, когда женщина понимает, что большая часть ее оружия пропала. Затем, как неуверенный в себе актер, который повторяет свои реплики, она продолжает пробовать свое оружие, чтобы убедиться, что хотя бы оно у нее еще есть.
Это была печальная игра, способ сохранить внутреннюю уверенность в себе, но она была безвредной, кроме нее. Моя игра была еще более бессердечной. Но, черт возьми, я здесь не для того, чтобы играть психиатра. Я одарил ее вниманием и комплиментами, которых она хотела, и по тому, как она выпила первую рюмку, я знала, что она позволяла спиртным напиткам удерживать ее от слишком частого взгляда в зеркало. Вскоре она подошла ко мне ближе, маленькие точки ее груди без бюстгальтера образовали крошечные толчки о блузку.
"Мне было очень грустно думать о твоем друге, Доуси
, - сказал я, откинувшись на спинку кресла после небольшого разговора.
К черту Доуси, - почти свирепо сказала она, когда я сел рядом с ней, мое лицо было всего в нескольких дюймах от ее. Я продолжал бегать глазами вверх и вниз по ее ногам, а затем задерживаться на ее груди, и все же я не сделал двигаться - это сводило ее с ума. Она сердито встала и начала наливать себе еще одну рюмку. Я быстро двинулся, остановил ее, когда она начала поднимать стакан и крутить ее. Я поцеловал ее, когда просунул руку под лимонной блузки и нащупал округлые низы ее груди. Я взял одну из них и взял ее в руку. Ее язык яростно метался по моему рту, и я почувствовал, что ее сосок уже твердый и возбужденный. ее груди, когда я внезапно оторвался от ее рук. Она снова села на диван и скинула блузку через голову. Я подошел к ней и обхватил ее груди руками, их мягкость удобно собралась в моих ладонях. Она начала расстегивать шорты, но я остановил ее.
«Я не могу остаться», - сказал я. «Я должен быть где-нибудь еще через час».
«Боже, ты не можешь идти», - запротестовала она, хватаясь за меня.
«Это то, чего я боялся», - сказал я. «Это не поможет тебе ничего вспомнить и удерживает меня от того, что я должен делать».
«Да, будет», - сказала она, держась за меня. "Поверь мне." Я потерла большими пальцами твердые точки ее груди, коричневатые точки, большие для размера ее груди. Она вздрогнула, но я покачал головой.
«Думаю, это всего лишь я», - сказал я, добавив в голос нотку печали. «Я всегда был таким. Я должен оправдать свое пребывание здесь, по крайней мере, для себя, пока я на работе. Если бы ты только мог вспомнить что-нибудь еще, чтобы рассказать мне, что-то, что мне поможет. "
Я видел, как ее глаза внезапно потемнели, и она наполовину отстранилась. «Я пока ничего не могу придумать», - сказала она. «Но я буду». Она быстро отступала. Я снова потер большими пальцами ее соски, и она вздрогнула и вернулась в мои объятия. Я быстро встал, и она упала спиной к дивану.
«Я вернусь позже сегодня вечером», - сказал я. «Если ты можешь вспомнить что-нибудь еще, скажи мне. Сначала я позвоню тебе. Я хочу вернуться. Просто объясни мне причину».
Я обнял ее за шею, приподнял ее, как куклу, и прижался губами к ее груди, двигая твердыми коричневыми сосками под зубами. Она захныкала в экстазе. Затем я позволил ей отступить и подошел к двери. «Сегодня вечером», - сказал я, сделав паузу, наблюдая за ней, когда она смотрела на меня с полуопущенными веками, ее груди двигались вверх и вниз, когда ее дыхание было затруднено. Я знал, что она была возбуждена, и она не выключится легко. Я закрыл дверь и пошел по коридору на улицу. Я знал, что это будет борьба между ее голодом и осторожностью. Я делал ставку на ее голод, если только она не заставит кого-нибудь выключить его для нее. Это всегда было возможно. Узнаю позже.