В округлом покое со сводчатыми перекрытиями наверху было полутемно, но из-за занавесей лилась негромкая плавная музыка, приятно пахло благовониями. Отсветы огня дрожали в абажурах светильников из хрустальных капель, высвечивая пестрые ковры на стенах, покрытую пятнистой шкурой барса софу, цветы в напольных вазах, низкие диваны вдоль стен.
— Рад приветствовать вас, прекрасная госпожа, да будут благословенны ваши дни, — услышала Джоанна негромкий голос аль-Адиля и повернулась к нему.
Эмир полулежал в нише стены на одном из диванов. Подле него на ажурном столике стоял высокий стеклянный сосуд кальяна, две гибкие трубки отходили от него, а на тонком горлышке в терракотовой чашке курительной трубки тлел кусочек древесного угля величиной с орех. Запах был непривычный, но приятный, и Малик неспешно затягивался, отчего в сосуде кальяна слегка булькало.
Аль-Адиль был одет с изящной небрежностью: светлый парчовый халат, перетянутый лиловым кушаком, легкие голубые шаровары, непокрытая голова с зачесанными назад от мыса на лбу черными волосами. Он казался довольным и расслабленным, его черные глаза под иронично выгнутыми бровями лукаво поблескивали, на устах играла ласковая полуулыбка.
Джоанна неспешно приблизилась и села на софу напротив него, так чтобы между ними оставался уставленный яствами столик: в небольших пиалах были холодные паштеты и посыпанное шафраном рагу, в хрустальных вазочках — испеченные сласти, источавшие аромат корицы, орешки и морковные палочки, на большом плоском блюде покоились дольки разрезанного и уложенного цветком арбуза, а также всевозможные плоды.
Спокойное лицо Джоанны было подобно тихой воде: ничто не выдавало того, что творилось в ее душе. Она неспешно откинула покрывало и посмотрела на эмира холодным невозмутимым взглядом. Потом медленно взяла ломтик арбуза и откусила от него, слизнув потекший в уголке рта сок.
Аль-Адиль не сводил с нее глаз. Англичанка вела себя не как пленница: она не поклонилась, не пала ниц, как сделала бы осчастливленная вниманием господина восточная женщина; у нее все та же горделивая осанка, независимая манера держаться, головка вскинута на высокой шее с особой царственной грацией. Но тем и желаннее заполучить такую женщину. Аль-Адилю понравилось, как ей подрезали волосы над бровями и как блестят эти дивные светлые глаза в темной обводке сурьмы. Поднимавшаяся надо лбом блестящая диадема с зубчиками придает ей воистину королевский вид. Волосы ее завиты и высоко уложены, но их великолепная черная масса красиво ниспадает по спине. А как же этой иноземке идут подчеркивающие ее красоту восточные одеяния! Под легкими шароварами вырисовываются ее стройные бедра и длинные ноги, округлые груди чуть приподняты плотной тканью короткой кофточки. При свете огней они казались слегка золотистыми, как спелые плоды. Англичанка держалась раскованно, словно этот откровенный вызывающий наряд не смущал ее. А как соблазнительно она слизнула сок с губ розовым язычком!
О, эта женщина была очень желанна аль-Адилю!
— Вы прекрасны, как дивная гурия, — чуть хрипло произнес он.
Джоанна вновь откусила кусочек арбуза.
— Какие они, эти гурии, о которых вы говорите?
— Они великолепны и соблазнительны. Это наисладчайшие небесные девы в райских садах Аллаха, красавицы, о которых мечтают все мужчины. От кончиков ногтей до паха они благоухают камфарой, их живот источает аромат амбры, а груди и горло одурманивающе пахнут шафраном.
— Вы словно грезите о лавке торговца благовониями, — лукаво улыбнулась Джоанна.
Эмир засмеялся. Да, она все та же, гордая и насмешливая. И она в его власти. Однако, как и ранее, Малик не спешил воспользоваться своим положением. Ему нужно, чтобы она сама молила его.
— А еще небесные гурии очень жадны до ласк, — негромко продолжил он, — и всегда исполнены сладострастного желания. У тех, кто обладает ими, наслаждение накатывает, как волны на берег, — прибой за прибоем, и нет этому конца. Подобное упоение любовью длится восемьдесят лет, не зная пресыщения и усталости, потому что любовные прелести небесных дев разжигают постоянную страсть с новой силой.
Его голос был мурлыкающим, ласковым. Джоанна почувствовала, как по телу разливается томительная слабость. Ей захотелось испытать то, о чем говорил этот не сводивший с нее жадного взора мужчина. Она невольно заерзала, взяла чашу с шербетом и жадно глотнула. Рука ее дрожала, и унизывающие запястье тонкие браслеты зазвенели, как хрустальные струи.