— Я предлагаю тебе приличное приданое. Я предлагаю тебе безопасную жизнь, вволю еды, хорошую одежду, спокойную старость. Подумай о том, что будет, когда ты состаришься. Подумай о том что год идет за годом, девочка. Голова Гиты! Ты мелешь чепуху!
— Я не хочу быть монахиней.
— Тогда просто возьми деньги! Постарайся найти мужа в деревне. Возвратиться в Хуа ты не сможешь, тебе и так чертовски повезло, что ты добралась сюда живой.
— Я хочу, чтобы Гита умер.
— Умрешь ты, вот что случится, если ты снова окажешься на дороге.
— Нет, если вы обучите меня.
Он постарался взять себя в руки. Сделал долгий, очень долгий глоток холодного чая.
— Ты хочешь, чтобы туда пошел я. Так или не так? Ты хочешь, чтобы я отправился в Хуа и действовал там по твоей дурацкой указке?
— Нет.
— Послушай меня. Ты убьешь Гиту, но его место займет другой, той же породы, еще прежде, чем кресло первого остынет. На троне молодой глупец. Если бы выход из положения был, разве бы я не остался, как ты думаешь? Выхода не было. И поэтому я здесь, в горах. Убить Гиту! Ты отправишься к монахиням, девочка, и будешь молиться за свою семью, это лучшее, что ты можешь сделать для своих родных. Я не собираюсь идти у тебя на поводу и приносить свою жизнь в жертву идиотским затеям — твоим или молодого императора. Ты смелая девушка. Ты проделала долгий путь. И я ничуть не сомневаюсь в том, что ты говоришь серьезно. Но я не сделаю того, о чем ты просишь меня. Если бы ты была парнем, я бы сказал, что тебе еще очень мало лет. Но ты девушка, и поэтому то, о чем ты меня просишь, даже не стоит обсуждать. Послушай… — сказал он и движением руки приказал ей, уже открывшей было рот для возражений, молчать. — Утром все будет по-другому. Ты выспишься. С бедой нужно переспать. Ты поймешь, что глупо зря тратить свою жизнь. Никто не ждет от тебя, что ты возьмешься за мужскую работу или хотя бы попробуешь ее, и, поверь мне, это будет глупо с твоей стороны. Ты не должна умирать, потому что цена твоей смерти очень мала, потому что шансов, что ты заберешь с собой кого-нибудь еще, нет. Если ты захочешь учиться, монахини смогут научить тебя многому.
— Нет.
— Да, черт возьми! Я очень щедр. Тебе лучше понять это.
— Нет.
Он взволнованно пригладил выбившиеся волосы.
— Ты устала. Ты перенесла очень тяжелое испытание. Слушай меня: это все, что я могу для тебя сделать. Ты можешь отдохнуть здесь столько, сколько потребуется, пока не решишься на то, что я тебе предлагаю. Я обещаю тебе, что я и пальцем к тебе не прикоснусь. Ты можешь спать, где хочешь. Сейчас лето. На крыльце достаточно удобно, много удобнее, чем на дороге. Ты можешь жить здесь до тех пор, пока не восстановишь силы. После этого ты поймешь, что я прав, и мы пойдем с тобой в Майган и сделаем там все, что нужно для того, чтобы тебе жилось хорошо.
— Нет.
— Да ты еще и глухая к тому же! Все твои идеи — сплошной абсурд. И хватит об этом. Ты отправишься туда, и точка.
Шока поставил свою чайную чашку в чашку из-под риса, встал, подошел к девушке и забрал ее чашки, вычищенные до блеска.
Когда он оказался совсем рядом, она твердо взглянула ему в лицо.
— Я вынесу тебе циновку и одеяло, — сказал Шока. — Ты можешь расположиться на крыльце. Или, если проявишь немного разума, войдешь в дом, где намного теплее.
Она промолчала.
— Значит, на крыльце, — сказал он, покачал головой и вошел в дом.
Поставив чашки на стол, он подошел к своему спальному месту, снял и скатал верхнюю циновку и добавил к ней одно из своих одеял.
— Девочка, — позвал он, снова выходя на крыльцо.
Ее нигде не было. Корзина, лук и все остальное тоже исчезли.
Шока сбросил с плеча циновку и одеяло на пол.
— Девочка?
Она могла отбежать в лес на минутку, по нужде.
Тогда зачем она забрала с собой корзину…
— Девочка?
Черт.
Его предложение могло испугать ее. Одни боги знают, какие у нее на то причины.
Она могла забрать свою корзину с тряпьем в лес и устроиться на ночлег там. Или пойти в конюшню. И то и другое место были вполне безопасны для ночлега.
Но ее поведение расстроило его, не из-за нее самой, а потому, что это было более чем странно. Ночь и темнота оттолкнули бы большинство девушек от леса или от незнакомой и мрачной конюшни даже в том случае, если бы им было неприятно провести ночь на крыльце у одинокого мужчины. Черт возьми, она собирается жить здесь и быть его ученицей, но при этом боится переночевать у него на крыльце.
В его голове снова появились дурные мысли о самом себе, о девушке и о ее странном поведении.
Ему не очень хотелось снова звать ее, и он постарался успокоиться.