Он учился у гор этой мудрости — элементарной способности спокойно спать ночью, не расставляя вокруг себя ловушек; простой уверенности в том, что сходить к ручью, дабы полюбоваться на шалости лис, можно и без оружия; тому, что можно без меча на поясе скакать на старине Джиро или дремать на траве пастбища, млея на солнышке и наслаждаясь летом и запахами нагретой травы.
Но теперь он сидел в темноте, положив на колени меч, весь исколотый сеном и соломой и мозжащими от росы сорокалетними костями. Более того, каждый нерв его тела был натянут до предела, внутренности сжались от напряжения и беспокойства, а сознание впитывало все детали окружающего пространства и все ночные шумы.
Как когда-то в старые времена.
Он пытался похоронить все это. В течение всех последних лет.
Черт побери эту девчонку, которая, не делая ничего, поступала именно так, как следовало. Другие, кто пытались противостоять ему, не добивались ничего. И при этом, что самое главное, выставляли свои достоинства.
Он ждал и следил по очереди за домом и за лужайкой, за лесом и за пастбищем. Все было спокойно, и Джиро не подавал сигналов тревоги, только тихонько ворочался в стойле.
Он может ожидать нападения в час перед рассветом. Шока продолжал тереть глаза и искать взглядом малейшие движения среди теней. Одна страшная мысль всю ночь не покидала его и леденила кровь. Мысль о том, что, если девчонка задумает убийство, то для этого ей понадобится только поджечь лес и убежать по тропинке. Если она сделает это с умом, одновременно в нескольких точках вокруг дома, то ему и Джиро будет негде спрятаться и останется лишь бежать следом за ней, вниз по опутанной корнями деревьев тропинке. Если она сделает это и даст знать его врагам о единственном выходе из огненного кольца, а лучники будут ждать в засаде…
Он бывал в переделках и похуже, тогда тоже вокруг горел лес, но он не мог поверить, что в такую ловушку его загнала шестнадцатилетняя деревенская девчонка.
Когда солнце взошло, он продолжал бороться со сном, стараясь представить себе, что он мог упустить из виду, что могли предпринять его враги и где разбойники или люди Гиты могли устроить засаду.
Но когда наконец солнце поднялось из-за горизонта, листва зазеленела и тени протянулись от леса в сторону конюшни, он встал, насыпал в кормушку Джиро зерна и налил коню воды из дождевой бочки снаружи; все это — не переставая украдкой бросать взгляды на опушку леса, постоянно ощущая в спине холодок и ожидая свиста очередной стрелы.
Джиро уже бил о доски, желая выбраться из стойла и размяться в свежести чистого и ясного утра.
— Я знаю, — сказал ему Шока и добавил, похлопывая коня по шее: — Потерпи, потерпи немного.
«Легко сказать, но сколько — немного?» — тут же подумал он про себя. Он знал, что девчонка не ушла. Хромая от утренней свежести, он шел и, пока не добрался до хижины, чувствовал себя голым и полным дураком, потому что так глупо провел ночь и сейчас с трудом удерживается от того, чтобы побежать, и успокаивал себя тем, что он знает дальность боя этого лука: это опасно, но убойная сила будет существенно уменьшена расстоянием, все равно с какого края опушки эта зараза решит выстрелить. Если бы с ней кто-нибудь был, то он, или они, уже напали бы на него в момент, более подходящий для этой цели — в темноте, так что, решил он, это не разбойники: ждать до рассвета, когда есть возможность напасть ночью, не в их обычаях, и это также не в ходу у наемных убийц Гиты.
Нет, похоже на то, что девчонка одна и дурачится в одиночку, но ухитрилась наградить его при этом прострелом в раненом бедре и утренней болью в онемевшем теле.
Девчонка одна и, может быть, она достаточно безумна или отчаянна, чтобы испытать свой шанс, но для этого ей придется подобраться ближе.
Если только она уже не залезла в хижину.
Шока взошел на крыльцо, приблизился к двери и, резко прибавив ходу, нырнул в дверной проем, а затем и внутрь комнаты.
Пусто. И похоже на то, что ничего не трогали. Он прислонился к стене и постоял так немного, пересчитывая вещи, на случай, если что-нибудь пропало или было переложено на другое место, и думал одновременно о еде и своем продуктовом ларе, на который год назад он повесил замок, так же о том, какую еще беду могла принести в его дом эта девчонка в своей здоровенной корзине.