Уильям смотрел на нее и думал, как она похорошела за последние недели. Ее чрезмерная худоба, вызванная лишениями и скитаниями, ушла, лицо приобрело здоровый румянец, глаза отливали васильковыми россыпями, теплотой и юностью, волосы немного подросли, и теперь эти шелковые пряди так и хотелось пропустить между пальцами. Она словно пробуждалась вместе с природой, сбрасывая гнет зимних тревог и испытаний.
После некоторых раздумий он отложил в сторону оружие и, взяв ее за руку, направился к королевским конюшням.
Весенний лес пах божественно — хвоей, мокрой землей, свежестью зарождающейся листвы. На склонах небольших холмов уже пробивались первоцветы, по кустам слышалась возня и оживленное щебетание птиц, а на высоких деревьях то и дело мелькали темные спинки юрких суетливых белок. Бланкарт вышагивал среди этого великолепия словно горделивый король, поднимая копытами рыхлую почву, нетерпеливо встряхивая головой, исполненный желания пуститься в галоп. Но сильная рука хозяина надежно держала поводья, не давая ретивому животному осуществить желаемое.
Аерин сидела впереди, приникнув спиной к широкой груди Мелбри, который укрыл их обоих меховым плащом. Сквозь плотную ткань котта, она хорошо чувствовала каждый удар его сердца, каждый глубокий вздох. Эта неожиданная близость словно была мостом, который проводил их через сомнения и страхи.
Невидимая преграда, выстроенная Уильямом в воспитательных целях, рушилась от звонких вспышек девичьего смеха, который звучал, дополняя весеннее лесное разноголосье, каждый раз, когда они давали Бланкарту возможность ускорить бег или видели удирающего с дороги зайца.
— Почему же ты сразу не призналась мне? Я бы не дал тебя в обиду, — спросил он уже совсем потеплевшим голосом.
— Я привыкла, что никому не было дело до того, что творит Роджер, поэтому решила действовать сама. Простите меня за обман, клянусь Святой Девой, больше никогда не посмею солгать вам.
Крестоносец слушал ее извинения, произносимые кротким голоском, вспоминая своего талантливого ученика-пажа, который со свирепым видом сжимал гарду меча, бросаясь в атаку, и на лице сама собой появлялась улыбка. Он понимал, что больше не сердится на нее, поддаваясь той нежности, которая вспыхнула в нем, как огонь на сторожевой башне, и теперь разбегалась по венам горячим стремительным потоком.
Вдруг им послышались какие-то громкие звуки, топот коней, резкие крики приближающихся герольдов, возвещающих о прибытии своего короля. На лицо рыцаря набежала тень напряжения, и он уверенной рукой повернул Бланкарта к замку.
----------------
Тронный зал был наполнен оживленными голосами придворных, которые собрались, чтобы поприветствовать вернувшегося Генриха Плантагенета. Их король никогда не сидел на месте. Иногда решение об отъезде принимались им настолько быстро, что слуги не успевали собрать повозки с поклажей, а придворные нагоняли его уже в пути. Энергичный и деятельный монарх предпочитал лично видеть положение дел в своих владениях, навещая самые отдаленные уголки. Именно за эту страстную, веселую натуру и деловитость Алиенора когда-то и полюбила венценосного юношу, который был на десять лет младше нее.
В остальном же Генрих мало напоминал короля. Он был невысок ростом, широкие плечи переходили в мощную бычью шею, его круглое лицо было усыпано веснушками, а рыжие волосы, которые он коротко стриг из боязни облысеть, были вечно растрепаны. Буйный нрав он унаследовал от анжуйских предков, а от английского деда Генриха I — склонность к наукам. Когда руки короля не были заняты луком и стрелами, мечом или поводьями, он заседал в совете или корпел над книгами
Рядом с его троном всегда восседала королева, которая была его верной советницей и помощницей во всех государственных делах.
Уильяму Мелбри было позволено подойти и, преклонив колено, приветствовать своего короля. Генрих узнал в нем храброго мечника, который был в числе тех, кто помогал ему утвердить свои права на английский престол в борьбе против Стефана Блуаского. Алиенора уже поведала мужу о прибытии бывшего крестоносца ко двору и его желании служить короне.
Плантагенет никогда не забывал о заслугах своих сторонников, особенно тех, кто поддерживал его в самое трудное время. Еще вчера после рассказа королевы он был готов принять вассальную присягу от рыцаря Мелбри, но сегодня утром ему пришлось столкнуться с малоприятными известиями. И сейчас его пальцы, унизанные драгоценными перстнями, нервозно царапали подлокотники, король не любил интриги и неясности, как и долгие приемы.
— Поднимись, рыцарь! Я всегда рад видеть при дворе и под своими знаменами отважных воинов. Но прежде чем принять твои клятвы, мне нужно знать, не запятнал ли ты свою честь каким-либо недостойным поступком, чтобы я мог либо простить тебя, либо наказать.
Уильям смотрел в тусклые серые глаза Генриха и не понимал, что за игру затеял король. Но от ее исхода зависело все.
— Простите, Ваше Величество! Я не святой, но всегда старался жить по чести, посему не могу назвать ни одного такого поступка.
Тут рыцарь вынужден был обернуться, потому что из толпы расступившихся придворных с довольной ухмылкой на лице вышел новый граф Хартфорда Роджер де Клер. Двое длинноволосых ирландцев стояли за его спиной, свирепо уставившись на Уильяма.
Король снова заговорил, обращаясь к нему:
— Правда ли, что ты соблазнил и выкрал из замка Хартфорд дочь покойного короля Ирландии?
Мелбри вновь был потрясен, он не понимал, причем здесь ирландский король и его дочь, которой он даже в глаза не видел. Все это походило на бред, на злой умысел, который был хорошо продуман.
— Я отрицаю эти обвинения! Они ложны! Могу поклясться Святым престолом, что в замке де Клеров никогда не видел ирландской принцессы.
— Ваше Величество, Уильям Мелбри обманом и колдовством заманил в свои сети невинную девушку, которая была моей невестой. Долгое время мы не знали об ее происхождении, но теперь ее родственники в Ирландии хотят, чтобы она вступила в свои законные права, — нагло изъяснился Роджер, кивнув в сторону сопровождавших его воинов зеленого острова.
От этого змеиного коварства у крестоносца застучало в висках, а рука потянулась к поясу, на котором висел боевой меч. Теперь все прояснялось, речь похоже шла об Аерин. Совсем не безродной сиротой оказалась эта девушка, иначе Роджер вряд ли бы кинулся на ее розыски. Ведь его прежнее внимание к ней было продиктовано лишь похотью, а не высокими чувствами.
Генрих Плантагенет был склонен к частым приступам гнева, во время которых его обычно невыразительные глаза вспыхивали огнем, а в лице появлялось нечто львиное. Вот и сейчас это затянувшееся разбирательство приводило его в плохое расположение духа. А потому он быстро принял единственно верное для того времени решение: завтра будет устроен поединок чести, на котором соперников рассудит Бог.