Паладин плюхнулся на колени и тут же завалился набок, глаза его закатились, а тело обмякло. Джорхе едва успел подхватить его, не дав стукнуться головой о каменные плиты, встряхнул:
– Жоан? Жоан!!! О боги, нет!!!
Он призвал шарик света и принялся торопливо осматривать и ощупывать брата. Ран не было, следов от магического поражения тоже, но Жоан был бледен, без сознания и едва дышал. Маг встряхнул его, похлопал по щекам – без толку. Потом, сообразив, полез за воротник и нащупал медальон, выдохнул с облегчением: медальон был теплым, а значит, жизни паладина ничего не грозит, просто переутомился по неопытности. Если бы Жоан был тяжело ранен или поражен магией, то медальон был бы либо очень горячим, либо ледяным, это Джорхе знал. Так что он оттащил брата в донжон и уложил на подстилку. Потом подошел к лошадям. Те стояли себе, погруженные в дремоту, как ни в чем не бывало. Заклятие, которое маг наложил на них перед боем, еще работало, и он не стал его развеивать – пусть уже спят до утра, хоть отдохнут хорошо. Маг вернулся к почти погасшему костру, подкинул на угли хвороста, придвинул Жоана поближе и накрыл одеялом. Когда разворачивал одеяло, из него выпали четки.
– Ну ты и раздолбай, братец… – покачал головой Джорхе и положил четки Жоану под руку, в которой тот до сих пор крепко сжимал шнур от колокольчика. Сам колокольчик битву с личами не пережил – разбился, остался только глиняный шарик-язычок.
Спать больше не хотелось, и Джорхе просидел всю ночь у костра.
На рассвете Жоан очнулся, заворочался под одеялом, резко сел:
– О боги, как у меня всё болит…
Поднес к глазам шнур от колокольчика, покачал головой:
– Надо же… А ведь я его хотел в комнате у иконы повесить, да забыл… О, четки нашлись.
– Ты их в одеяло завернул, когда мы в трактире ночевали, – сказал Джорхе. Он сидел у костра, укрытый плащом, и вяло ворошил тлеющие угли палочкой. На руке у него блестел браслет. – Должен тебе сказать, что ты задал жару. Дедуля будет доволен, когда узнает.
Жоан спрятал четки в карман, туда же уложил аккуратно свернутый шнурок от колокольчика:
– Дедуля первым делом мне выговор сделает за то, что четки продолбал. И нам обоим за то, что в развалинах ночевать остались.
Маг вздохнул:
– Ну, это мне скорее выслушивать придется. Ладно, как бы там ни было, а ты молодец.
Паладин потянулся, морщась:
– Ты тоже. Круто ты кастовал. Я ведь в первый раз тебя в настоящем деле видел... Подумать только, мы вдвоем уделали девять высших личей… Слушай, если боги смилуются и мы домой вернемся, ты, может, со мной вместе к Кавалли пойдешь? А то он мне не поверит.
– А ты дедулю попроси ему письмо написать. Ему он поверит, – Джорхе протянул Жоану флягу с пивом, и паладин жадно к ней приник.
Напившись, он встал, снова потянулся:
– Пойду нужду справлю, и, наверное, будем собираться. Не хочу в этих развалинах оставаться даже на завтрак.
Он скрылся за проломом в стене. Джорхе загасил костер и принялся сворачивать одеяла и подстилки. Ему тоже не хотелось оставаться тут дольше необходимого, так что когда Жоан вернулся, сумки были уже упакованы, а лошади разбужены, и братья вышли через ворота на тропу, ведущую к дороге.
– Знаешь, если бы я был паладином на выезде, я должен был бы еще и на кладбище это наведаться, – сказал Жоан. – Но мне так не хочется...
– И не надо. В конце концов, мы личей уделали, и ладно. Не думаю, что там на кладбище еще что-то беспокойное осталось, – Джорхе махнул рукой. – Кстати, как думаешь, что личи-то в этих развалинах вообще делали?
Паладин пожал плечами:
– Да что угодно на самом деле. Начиная с того, что это их родовое гнездо, и заканчивая тем, что тут просто удобное место для всяких сходок здешней нечисти. Даже в Фарталье время от времени такие места появляются, а тут-то… Паладинов тут ведь нет и инквизиции тоже, некому порядок наводить.
–Ну, что-то вроде инквизиции у них все-таки есть. Слуги Церкви, что ли, они называются. Хотя, конечно, нашим в подметки не годятся. Вот что. Скоро мы до села доедем. Надо хоть питья какого прикупить, что ли. И пожрать. И наверняка местные нас начнут расспрашивать о том, что тут ночью творилось. Чего врать-то им будем?
– Не знаю, – паладин призадумался. – Не хочется мне что-то вообще упоминать, что мы в развалинах ночевали. Можно, конечно, правду сказать…
От этих слов Джорхе аж вскинулся, повернулся к брату:
– Ты что, сдурел?!
Жоан усмехнулся:
– Нет. Сказать, мол, заночевали в развалинах, на нас нежить набежала, и мы всю ночь молились и жгли. Ну ведь правда же – молились и жгли, а?