Джулио только ногами сучил, тихонько воя сквозь зубы. Карло забился в угол, опасаясь, как бы и его за ухо не схватили. Но Робертино не стал рукоприкладствовать – по уставу вообще-то было запрещено, физическим наказаниям кадетов подвергать имели право только командиры и наставники, но он отлично понимал чувства Жоана, потому что год назад сам Жоан, еще будучи кадетом, подобную выволочку за историю с яблоком от Кавалли получил. Разве что без выкручивания ушей. После чего стал устав чтить и соблюдать.
Дав приятелю несколько выместить справедливую ярость, Робертино сказал:
– Пожалуй, хватит. Ты ему ухо так оторвешь.
– Я б ему кой-чего другое оторвал, так руки пачкать неохота, – проворчал Жоан, отпуская Джулио. Вздохнул, взлохматил челку:
– Но ведь так это оставлять нельзя. Я имею в виду – магики ведь сейчас небось ржут над нами… Позор же ведь – простыми кастами паладинов уделали.
– Ну, положим, не паладинов, а кадетов, но по факту ты прав. Это так оставлять нельзя, а то завтра еще, не приведи Дева, в «Базарном сплетнике» опять какую-нибудь похабщину про паладинов напечатают… – Робертино призадумался ненадолго, потом вышел из каморки и направился к спальне. Жоан, влепив двум кадетам подзатыльники, вытолкал их в коридор и устремился за товарищем:
– Ты куда?
Тот, не оборачиваясь, ответил:
– За мундиром и еще кое-чем. Ты, пожалуй, этих шутов фасолевых отправь переодеться…
Отправлять не понадобилось, Карло и Джулио сами сообразили и понеслись в сторону кадетской спальни как ужаленные. Робертино же продолжил:
‒ Пойдем в Лоскутный Угол и отучим кое-кого смеяться над паладинами.
Жоан вдруг покраснел:
– Эм-м… Я это… позавчера белье кастелянше сдавать ходил.
Робертино обернулся:
– Ну и?..
– Ну и. Конечно, если верить Кавалли и Манзони, то Марионелла не считается, – Жоан проводил взглядом проворно удаляющихся Джулио и Карло. – Она же, знаешь, полуфейри и обет в храме Матери дала такой, особенный. Вроде бы такие вот посвященные Матери, как она, со времен Амадео Справедливого паладинов обслуживают, хм, руками и устами, как-то так в ее обете сказано. Ну вот она меня и… того, обслужила, не столько устами, сколько языком.
– Так что тебя тогда беспокоит? – они уже вошли в свою спальню младших паладинов, и Робертино снял с вешалки мундир, надел и принялся застегивать его.
Жоан пожал плечами:
– Да вот сомнения берут. Ведь этим долбодятлам надо показать класс, а не опозориться вслед за ними.
Робертино протер платком золотой акант на плече, задумчиво посмотрел на перевязь с мечом, но надевать не стал, а направился в тренировочный зал. Жоан тенью увязался за ним.
– Не думаю, что ты опозоришься, – Робертино выбрал на стойке среди учебных деревянных мечей подходящий по руке, покрутил им и сунул под мышку. – Я этим вопросом тоже интересовался, хоть сам и не пробовал. В общем… вроде бы и правда на полуфейри-посвященную Матери под таким обетом наш запрет не распространяется. Лишь бы, как говорит Жозе Лафонтен, кхм, не совать. Да Марионелла, думаю, и не позволит, кхм, совать – тогда ведь и ее обет сломается, и мир фейри обретет над ней власть, а ей, как я понимаю, туда совсем не хочется... Но если ты так опасаешься, то я сам попробую разобраться.
Жоану тут же стало стыдно:
– Э-э, нет уж. Пойдем вдвоем. Я тебя уж раз чуть под монастырь не подвел, с тем яблоком дурацким…
Он взял со стойки деревянный меч и тоже сунул его под мышку.
Выходя из зала в коридор, где у дверей кадетской спальни уже топтались переодетые в новенькие мундиры Джулио и Карло, Робертино шепотом спросил:
– Кстати о яблоке. Когда ты ко мне в каморку ворвался, ты что-то там про яблоко говорил…
– А-а, да, – Жоан усмехнулся, враз обретая хорошее настроение. – Я узнал, кто принцессе подвеску янтарную подарил. Помнишь, мы гадали, что, кроме Кавалли, знать больше некому. Ему ж тоже не с руки про это трепаться было бы. А если это он дарил, то откуда он такие деньги взял? Он же половину жалованья матери и сестре отсылает… Так вот всё просто оказалось: он всем придворным паладинам, кроме кадетов, сказал, мол, давайте скинемся и принцессе на свадьбу тайный подарок сделаем, со смыслом. Мол, яблоко – символ плодовитости и женской красоты, а янтарь – чистоты и целомудрия… – Жоан хихикнул.
Помимо воли Робертино расплылся в улыбке, оценив выходку Кавалли и тонкий намек принцессе, что королевские паладины ничего не забыли, но будут хранить молчание – при условии, что принцесса тоже будет вести себя подобающим образом. Ведь подсунуть анонимный подарок могли только те, кто проверял свадебные подарки, то есть маги и паладины. Магам знать историю с яблоком сорта «золотой ранет» и купальней неоткуда, так что, похоже, Джованна правильно поняла все намеки. По крайней мере больше никаких скабрезных историй не случилось.