– Сей момент, сеньоры, – окошко закрылось, зато открылась дверь, каретник быстро заковылял в глубину каретного павильона, дребезжащим голосом призывая «лентяя Луиджи».
Вернулся он через две минуты:
– Сеньоры, готово. Луиджи сейчас карету к калитке у двух платанов подаст.
– Благодарю, Пьяччи. Запишите Луиджи двойной оклад за сегодня, как обычно по нашим делам, – сказал Кавалли и направился к указанной калитке. Манзони и младшие паладины пошли за ним.
Карета уже стояла у калитки, когда они подошли. Простая, довольно вместительная, без всяких изысков. На козлах сидел крепкий малый в неприметной одежке, который, увидев Кавалли и Манзони, обрадовался:
– А-а, сеньоры Манзони и Кавалли! Стал быть, опять по делу государеву?
– А как же, – усмехнулся Манзони.
Луиджи стукнул пяткой по ящику под козлами:
– Все, что потребоваться может, я захватил, как вы и велели, и адамант тоже. Разрешение-то с прошлого раза у меня еще действует. Я тогда мешок сразу вашему тессорию понес, он проверил да печати наложил, нетронуты до сих пор.
– Молодец, – похвалил его Кавалли.
– Так что, мне на сегодня двойное жалованье будет? – кучер сдвинул шляпу на затылок.
– Само собой, Луиджи. И еще сверху – за то, чтоб помалкивал, – Манзони показал ему монету в пять реалов.
Луиджи расплылся в улыбке:
– Сеньор Манзони, обижаете. Бывало ли такое, чтоб я языком ляпал? Ну, садитесь. Куда едем?
– В порт, к пакгаузам, – Кавалли легко запрыгнул в карету, за ним туда упаковались остальные.
Луиджи щелкнул вожжами, и карета мягко покатила по мостовой.
Речной порт Фартальезы лежал в излучине реки, где два острова и сама излучина образовывали очень удобную гавань. Работа кипела тут с раннего утра до самой поздней ночи, а с середины лета до середины осени – так и круглые сутки. Река Фьюмебьянко пересекала почти всё объединенное королевство. Начинаясь в Орсинье, в горах Монтесерпенти на севере, она стекала на Большую Равнину, где вбирала в себя множество притоков. Петляя между холмами, делила Большую Равнину на Дельпонте, Понтевеккьо, Анкону и Срединную Фарталью, на юге огибала широкой дугой горную Кесталью, вбирая в себя стекающую с Монтесальвари бурную Рио-Рокас, и впадала в Лазурное море, разделяя южное побережье на Плайясоль и Кьянталусу. Почти на всем протяжении, от Орсиньи и до устья, река была судоходной, как и ее основные притоки – западные Сальма и Рио-Ньеблас и восточные Танар и Бренто. Это в свое время очень поспособствовало объединению королевства вокруг Фартальезы, поскольку все эти крупные притоки впадали в Фьюмебьянко чуть выше столицы, и все товары, идущие по рекам что вверх, что вниз, проходили через порт Фартальезы. Лес, камень и смола с поташем из Орсиньи, зерно, фрукты и овощи из Дельпонте, ткани, мясо и вино из Сальмы, сыры, керамика и кожи Ингарии, кестальские драгоценные камни, металл, стекло, сукно и ковры, плайясольские дары моря, вина и сахар, кьянталусский фарфор и фаянс, и множество других товаров из всех провинций – всё текло через фартальезскую таможню, чтобы дальше разъехаться по всей стране и за ее пределы. Неудивительно, что на этих потоках кормились не только купцы и чиновники, но вообще все, кто как-то сумел к ним присосаться, в том числе и всяческая преступная сволочь, как крупная, так и мелкая. Потому-то портовый район считался самым неблагополучным, а здешняя городская стража – самой ленивой и продажной.
Кучер на портовой набережной перед кварталом с пакгаузами остановился, стукнул в переднее окошко. Кавалли опустил стекло.
– Сеньоры, теперь-то куда?
Оливио высунулся и внимательно посмотрел на три улочки, выходящие из квартала со складами, потом сказал:
– Вроде в среднюю.
Карета тронулась и повернула в узкий проход между совершенно одинаковыми складами.
Оливио присмотрелся к пакгаузам и удовлетворенно сказал:
– Точно, эта улица. А вся заваруха случилась чуть дальше, я довольно много успел пройти от набережной.
Кучер неспешно покатил по улице, а паладины в окошки рассматривали унылые ряды довольно ветхих пакгаузов.
– Сеньоры, там впереди возня какая-то, – постучал в переднее окошко кучер. – Склад разобранный, три подводы и людишек с дюжину. По-моему, местная шушера и парочка стражников.
– Нам туда и надо. Давай поближе, – велел Манзони.
Карета остановилась недалеко от того самого пакгауза, который ненароком развалил Оливио, когда высвободил свою ярость. Правда, теперь тут от самого пакгауза почти ничего не осталось, кроме фундамента. У места, где когда-то был вход в склад, суетился и громко призывал одновременно богов и демонов пузатый мужичок в коричневом кафтане и мягкой купецкой шляпе. Два скучающих городских стражника топтались неподалеку, старательно изображая присутствие закона. Несколько подозрительных личностей очень разбойного вида лихо закидывали на подводы все подряд – и мешки, и ящики, и обломки деревянных брусьев, из которых был сложен пакгауз, несколько крепких молодцов в рабочих рубахах пытались им помешать, и дело грозило вот-вот перейти в мордобой. Стражники на все это смотрели равнодушно и никак не вмешивались.