Когда Оливио раздвинул шторы и попал на свет, маг узнал его и выругался. Джудо Манзони усмехнулся:
– Что, не ожидал парня живым увидеть? Ну и дурак, паладина прикончить – не фунт орехов расколупать. Лучше бы ты и не дергался со своей местью, Дамьен Роспини, – имя мага он произнес с какой-то странной, особенной интонацией, и тот аж побелел, повернул голову к старшему паладину и скривился, увидев в нем сидскую кровь.
Маги очень не любят потомков сидов – за многое. Во-первых, потому, что обычная магия на них почти не действует, а вот сидская магия на магов действует очень даже хорошо. Во-вторых, если уж полу- или четверть-сиды становятся магами, то конкурировать с ними очень, очень нелегко. В-третьих, потомки сидов широко известны своей особенной злопамятностью и мстительностью, а также верностью тем, кого считают своими – неважно, кровные ли это родичи, или просто друзья-товарищи. И если серьезно обидеть кого-то, кого потомок сида считает своим, то жить с тех пор надо, оглядываясь.
В общем, увидев Манзони в компании с Оливио, Дамьен Роспини понял, что вляпался он окончательно и бесповоротно. Отчего и заскулил, предчувствуя совсем нерадостную судьбу.
Кавалли поморщился и сказал:
– Ну вот так всегда с этими малефикарами. Творят зло направо и налево, а попавшись, начинают ныть и скулить – мол, как же так, да за что же, да я же не хотел. Так что, Роспини, для тебя же будет лучше, если ты это представление пропустишь, и мы перейдем непосредственно к делу. Мы, видишь ли, слушать твое нытье совсем не имеем настроения. И времени тоже. Вот когда окажешься в подвалах Святой Инквизиции, то можешь ныть, сколько душе угодно. Может, и получится разжалобить инквизиторок. Хоть я и сомневаюсь.
Манзони достал из кармана банку с черной дрянью и поднес к лицу мага. Тот попытался отползти, но тяжелая рука Кавалли прижала его к столешнице за раненое плечо, и маг только крякнул от боли.
– Что, не нравится? – спросил паладин Джудо. – Ну надо же. Как же так – собственное творение, а восторга не вызывает. А знаешь, Роспини, я ведь могу эту прелесть тебе вернуть, – он взялся за крышку банки, и Роспини до того перепугался, что тут же и обмочился.
– Ай-яй-яй, – покачал головой старший паладин и поставил баночку на грудь магу. Тот замер, боясь пошевелиться. – Когда ты эту гадость творил – не боялся. А теперь увидал – и обоссался. А чем ты раньше-то думал? На что рассчитывал? Что паладин помрет, и никто не узнает, отчего? Думал, небось, решат, что от какой заразы или лихорадки скоротечной молодой, крепкий парень ноги протянул. Сразу видно, что ты дурак. Смерть эту все равно бы расследовали, и на тебя бы вышли, так или иначе. А Мориса Вальме, думал, никто искать не будет и дознаваться не станет, что с ним стало? О боги, ну почему что ни малефикар – то самоуверенный недоумок?
Удивительно, но Роспини нашел в себе силы вякнуть:
– Если вы меня тут пришьете, Инквизиция тоже расследовать станет…
Оливио и Робертино подошли ближе, все еще держа мага под прицелом «ублюдков», хотя, похоже, в этом уже не было нужды.
Кавалли показал магу оборотную сторону своего медальона:
– Знаешь, что это такое? Или тебя просветить?
Лицо Роспини скривилось так, словно он раскусил горошину заморского перца. Гравировку в виде аканта, цепи и меча он отлично разглядел, и прекрасно знал, что это означает: у этого паладина есть Право Наказания, а значит, он может преспокойно намотать Роспини на шею его же собственные кишки и ни перед кем не отчитываться, зачем и почему он это сделал.
– Вот и славно. А теперь перейдем к делу, – Манзони тоже показал ему оборотную сторону своего медальона, чтоб у мага окончательно развеялись все сомнения и надежды. – Честно обо всем расскажешь – сдадим тебя Инквизиции. По крайней мере жив останешься.
По закону, гражданские лица в Фарталье подлежали смертной казни через гильотинирование (если благородные), яд (священнослужители и монахи) или повешение (мещане и крестьяне) только в том случае, если были замешаны в государственной измене и в особо жестоких (или массовых) убийствах. В нынешние просвещенные и гуманистические времена даже злостных и опасных еретиков на кострах уже не сжигали, а отправляли в закрытые монастыри на вечное покаяние. Но существовали разнообразные лазейки, позволявшие обойти этот закон в особых случаях – например, Право Наказания у старших паладинов (которые могли на свое усмотрение применять его к еретикам и магам, и не только к ним), Милость Судии у посвященных этого бога, и общий воинский устав, предусматривающий возможность смертной кары за военные преступления в том или ином виде для служилых людей. Помимо этого в некоторых провинциях насчет определенного рода преступлений действовали местные обычаи, приравненные к закону, по которым дозволялось убить преступника в поединке (как, например, в Кесталье, Орсинье, Кольяри или Плайясоль), причем обычаи эти могли действовать и за их пределами, при условии, что и виновник, и карающий сами происходят из этой провинции.