– Робертино, есть еще там у тебя в чемодане бинты? Надо этого выродка перевязать, – обернулся Джудо к карете. Робертино, не отвлекаясь от шитья, спросил:
– Сколько у него там порезов?
– На морде и на шее – неглубокие, рана на бедре, ну и куча царапин. И два выбитых зуба, – Манзони брезгливо осмотрел арестованного. – Для шеи и морды пластыря довольно, а ногу перевязать надо.
– Возьмите в чемодане слева, скатка бинта и две заготовки с пластырем в бумажном пакете, – отозвался Робертино, укладывая иглу в жестяную коробку к использованным инструментам и беря бинт.
Спустя пятнадцать минут они упаковали Стансо, связанного еще и по ногам, рядышком с Роспини, и сами уселись в карету. Манзони достал из внутреннего кармашка свои изящные серебряные часы с янтарной инкрустацией, открыл крышку и сказал:
– Надо же, быстро управились. Без четверти девять только. Луиджи, езжай к Агнессе.
На площади Блаженной Агнессы, номер девять, располагалась Фартальезская коллегия Святой Инквизиции.
– Стал быть, сеньоры, двоих-то мальвивентов нынче сдадим? – кучер тронул лошадей. – Оно и правильно. Пусть им инквизиторки покажут, что почем. Хотя я сам бы на месте сеньора Альбино этого гада б точно прирезал... – Луиджи закрыл окошко.
– Я поначалу так и хотел, – вздохнул Оливио. – А потом решил, что лучше пусть это дело Инквизиция разбирает.
И добавил чуть тише:
– Может, хоть так эту долбанную гардемаринскую школу прижать получится. Или хотя бы тамошних наставников припугнуть. Представляете, какой скандал будет, если в печатных листках заголовки появятся: «Лучший выпускник Ийхос Дель Маре пытался убить своих кровных братьев кровавой магией!». Да и папаше урок...
– А с чего ты взял, что он – лучший выпускник? – поинтересовался Манзони, с презрением глядя на Стансо, который, сообразив, насколько нерадостная судьба его ожидает, сидел тихо, опустив голову, и явно пребывал в полном отчаянии.
– А у него на мундире золотой якорь на черном щите с белыми полосами, – указал пальцем Оливио. – Такой шеврон только лучшим выпускникам этой школы дают. У папаши такой есть, он его под стеклянным колпаком в своем кабинете держит. И я, дурак, о таком же мечтал.
– Но, может, это дело в листки и не попадет, – Робертино после всех потрясений этого вечера испытывал острое желание разжечь дымную палочку и пыхнуть как следует. И, как оказалось, не он один: Манзони достал из кармана серебряную палочницу, покрутил в руках, вздохнул и спрятал.
– Еще как попадет, – нехорошо сощурился Оливио. – Уж я об этом побеспокоюсь. В мою любимую кофейню один известный журналист ходит… Он в «Зеркало» и в «Горячие новости» пишет статьи и памфлеты. Довольно едкие, кстати. Я завтра с утра сеньоре Боне записку для него отправлю с просьбой о встрече.
Он перевел взгляд на Стансо и, легонько пнув того, спросил:
– Вот скажи, какого черта ты, которого сеньор Канелли считает родным сыном, вдруг решил о своем происхождении заявить? Чего тебе не хватало? Знатности? Канелли, конечно, не доны, но древний и уважаемый род. Денег? Вообще смешно. Сеньор Канелли куда как побогаче графа Вальяверде. Полагаю, он до сих пор не купил титул домина только потому, что ему это не нужно. А тебя с какого-то рожна в доны понесло... Променять положение законного сына и наследника на статус графского бастарда, пусть и признанного – этакая дурь могла только в такую тупую голову, как твоя, прийти. Не говоря уж об идиотском желании сменить сеньора Канелли, который тебе с рук спускает что угодно, на моего ударенного на всю голову папашу, у которого семь пятниц на неделе.
Ответа, вообще-то, Оливио не ждал, но Стансо неожиданно ответил:
– Такие, как ты, кому герб и титул просто так достались, ценности их не понимаете…
Оливио и Робертино разом схватились за лбы:
– О Дева!
Робертино окинул Стансо полным презрения взглядом:
– Как раз очень хорошо понимаем. Очень хорошо. Наши гербы и титулы были заслужены нашими предками. Вальяверде получили их из рук короля, а Сальваро – по воле народа Кестальи. Именно потому, что имя Вальяверде было запятнано предательством по отношению к своему же, Оливио и счел для себя невозможным его носить, пока оно запятнано. Если тебе так хотелось титул и герб, ты мог бы попытаться их заслужить. Или убедить сеньора Канелли их купить. Когда купцу Россетти захотелось титул домина, он потратил пятьсот эскудо на постройку трех больниц для бедных. И тратит ежегодно сто эскудо на их полное содержание. Заслужить титул и герб таким способом ничуть не зазорнее, чем так, как их заслужили предки более древних фамилий.