В королевском дворце в Фартальезе Ночь Духов отмечали с большим размахом. У нынешнего короля, Амадео Пятого по прозванию Суровый, были свои причины особенно любить этот праздник – тридцать лет тому назад именно в день, предшествующий Ночи Духов, он наконец разгромил восстание знати, вошедшее в хроники как Мятеж Дельпонте, и окончательно утвердил и свою королевскую власть, и Общий Кодекс законов, против которого знать и бунтовала. Не нравилось ей, что по этому кодексу слишком много прав всякой черни предоставляется, а у дворян, наоборот, некоторые права отбираются. По итогам для королевства вышло только лучше, а простой народ короля очень полюбил за это, несмотря на суровость.
В этом году, к тому же, король отмечал пятидесятилетие, причем день его рождения как раз приходился на все тот же день перед Ночью Духов. Так что к празднику готовились очень основательно.
Королевский парк, прилегающий к дворцу, был огромным, имел собственные службы и отдельную статью в бюджете. Делился он на несколько частей, отделенных друг от друга оградами. В некоторые из этих частей пускали обычную публику, а некоторые предназначались только для придворных, но в Ночь Духов по обычаю любой гражданин имел доступ ко всему парку. Конечно, из-за этого у охраны только прибавлялось работы – как у королевской гвардии, так и у паладинов, у паладинов даже больше – ведь они должны были охранять короля, его семью и особо важных государственных деятелей, а также иноземных дипломатов. В общем, кому праздник, а кому – тяжкое ярмо.
Страдали от чрезмерной нагрузки не только гвардейцы и паладины. Королевская Тайная Канцелярия – тоже. Ведь на праздничные гуляния во дворец набегут всяческие шпионы, заговорщики и прочие нехорошие люди, выловить их всех нереально, государственные бы тайны уберечь. Вот и болела об этом голова у доньи Жеронимы Кватроччи, начальницы Королевской Тайной Канцелярии. Настолько сильно болела, что несчастная донья, устав читать бесконечные доклады своих подчиненных, решила прогуляться по парку. Заодно и посмотреть своими глазами на то, как подготавливают места для ночных гуляний, особенно те, где будут гулять король с окружением. Одно дело – доклад прочитать о том, какие меры безопасности приняты, где ловушки для негодяев устроены, а где предупреждены возможные опасности, а другое дело – самой глянуть.
Особенно донью Кватроччи интересовал лабиринт – эта новомодная придумка садовников сумрачной Аллеманской Империи, которую с восторгом подхватили их фартальские коллеги. Король парковое искусство не то что не любил – скорее, был к нему равнодушен и за модой не следил, все поручил главной садовнице Анжелике Флоретти, полностью доверяя ее вкусу и таланту. Анжелика Флоретти была внучкой горной феи-агуане, и потому садовница из нее вышла по-настоящему талантливая, королевский парк, которым она управляла уже сорок лет, считался одним из прекраснейших парков королевства.
Донья Кватроччи никогда не доверяла людям с примесью фейской крови; впрочем, она вообще не очень-то доверяла людям. Новость о том, что в королевской части парка будет устроен лабиринт, ей не понравилась. Лабиринт – это ведь такая удобная для всяческих шпионов штука, лучше и не придумать. Для всего сгодится: подслушать что надо, встретиться тайком с кем-нибудь, тайник устроить или даже убить кого тихонько. Представив себе, сколько придется отрядить «теней» для его незримой охраны во время Ночи Духов, донья Кватроччи только тяжко вздохнула.
Сам лабиринт, без учета его возможной опасности, чисто с эстетической точки зрения, донье Жерониме понравился. Стены его представляли собой красивое сочетание живых изгородей из разных кустарников, шпалер, увитых густыми плетями вьющихся растений, замшелых камней, укрытых плющом. То тут, то там попадались мраморные скульптуры, изображавшие самых разных существ из мира фейри, начиная с северных брауни и заканчивая сидами и альвами. Некоторые статуи были очень старыми, многие – новыми, но искусно состаренными. Мода на дофартальскую старину появилась лет тридцать назад и до сих пор не прошла. Впрочем, статуи были красивыми, это донья Жеронима не могла не признать. В искусстве она разбиралась плохо, всё оценивала с точки зрения «красиво-некрасиво» и «нравится-не нравится», потому как происхождения была простого, из мещанского сословия, и образование получила сугубо практическое.