Он взял коробку, разворошил кружева и шелковые цветочки, вынул из кармана бонбоньерку с сахарными драже (Альберто был сладкоежкой и всегда таскал с собой какие-нибудь конфеты), высыпал драже в коробку. Потом достал из шкатулки с украшениями нитку белых кораллов, покрашенных под красные, разорвал ее и тоже высыпал в коробку. Тихо посвистел, отошел на шаг, замер в ожидании, излучая доброжелательность и спокойствие. Чуял – пикси заинтересовались. Теперь только ждать.
Пока ждал, помечтал о том, как подарит сеньорите Анне вместо этих дешевых кораллов нитку… скажем, хороших гранатов. Некрупных, но без изъянов и чистой воды. Подобрать их под цвет знаменитого вина тиньо, чтобы был такой глубокий пурпур с алым отливом… отлично будет смотреться на смуглой коже Анны. Конечно, фрейлина захочет его отблагодарить. Паладин как раз раздумывал над тем, не будет ли простой поцелуй нарушением обета, когда первый пикси наконец спустился к коробке откуда-то из-за оконного ламбрекена и сел на краешек, с любопытством заглядывая внутрь. Как и подозревал Альберто, это был пикси-светлячок: маленький, с тощим тельцем длиною в дюйм и с дюймовой же длины усиками на изящной головке. На его бледном остреньком личике горели зеленые глаза, но самыми красивыми в нем были крылышки: полупрозрачные, переливающиеся радугой, с длинными отростками на нижней паре. Пикси посидел-посидел на краю коробки, да и спланировал вниз, к кружевам и цветочкам, схватил ручонками драже и присосался к нему, блаженно жмуря глазки. Тут же к коробке слетелись и остальные пикси, насколько смог определить Альберто – все, что тут были.
Как только последний, восьмой, спустился вниз и занялся драже, паладин закрыл коробку и быстро начертил на ней запирающий знак. Никуда теперь пикси не денутся из коробочки, в этом Альберто был уверен. Его знаки всегда работали, как объяснил ему как-то один храмовник – потому, что, во-первых, Альберто неуклонно сохранял обет, во-вторых, был девственником, и в-третьих, чуточку имел склонность к магии. Совсем немножко, но для паладина вполне достаточно, чтобы научиться кое-чему особенному. Храмовник, кстати, тогда же предложил ему подать прошение о переводе к ним, мол, такие таланты особенно нужны именно там. Альберто как представил себе жизнь с храмовничьей дисциплиной, так чуть не взвыл, и наотрез отказался по доброй воле туда идти.
На всякий случай паладин еще раз прислушался. Слушал, конечно, не столько ушами, сколько паладинским чутьем. Вроде бы все было спокойно… о, нет. Под кроватью, у самой стены, он почуял движение и присутствие какого-то существа. Не похоже, чтоб пикси, но паладин решил, что дело надо довести до конца. Он нырнул под кровать, ругнулся, обнаружив, что нерадивые горничные пыль под ней протирают хорошо если раз в месяц. Существо замерло у стены, глядя на паладина красными бусинками глаз. Черти его знают, что такое, но паладин особой опасности от существа не чуял, потому резко выбросил вперед руку, схватил его, ощутив под пальцами грубоватую шерстку. Мышь или крыса? Для мыши крупно, для крысы мелко. Альберто чуть придушил существо, чтобы не дергалось, развернулся под кроватью и начал вылезать.
И едва он высунул голову, как на нее опустилось что-то круглое и металлическое.
Раздался гулкий «баммм!», и паладин потерял сознание, выпустив из руки свою добычу.
Первым ощущением после темноты был холод. Прохладный воздух холодил голую кожу. Вторым ощущением – обездвиженность. Паладин рванулся, пытаясь освободиться, и очнулся окончательно.
И разразился проклятиями.
Он лежал на широкой кровати старшей фрейлины, за руки и ноги привязанный к столбикам балдахина крепкими шелковыми шарфами. И был совершенно голый.
Но не это повергло его в изумление, а то, что вокруг него на кровати расположились три молодые фрейлины, новенькие, Альберто их толком даже по именам не знал. Одеты они были только в крайне откровенное нижнее белье.
– Сеньориты, немедленно отпустите меня! – старательно давя испуг, как можно жестче сказал Альберто. – Я королевский паладин!
Фрейлины почему-то рассмеялись, и одна из них, кажется, по имени Лукреция, сказала презрительно:
– Как же, ври больше. Да если ты паладин, то я – королева фей.
Альберто дернулся в путах, но шарфы оказались очень крепкими.
– Чем угодно клянусь! Я – паладин Альберто Аквиллано…
Он не смог договорить: вторая фрейлина, рыжая и худая, чьего имени он не мог вспомнить, сняла с себя чулок, быстро скатала в комок и резко запихала ему в рот. Чулок был не слишком свежий, и Альберто чуть не стошнило.