Жоан закрутил кран, вылез из лохани и принялся вытирать волосы. Еще неизвестно, удалось ли Малдуру вчера совершить свое гадкое дело или нет. Сам Жоан крепко надеялся, что все-таки нет, но что, если да? Чампа, конечно, вчера сказал, что это не будет считаться нарушением обета, потому как не по своей воле, но… кто знает. К тому же Жоан никому бы не пожелал такого расставания с девственностью – чтоб какой-то гадкий гном опоил грибной отравой и потом трахнул. Фу, кошмар какой.
Паладин поднялся наверх, снова пройдя мимо спящего Чампы. Тот только что-то пробормотал, повернулся набок и обнял одну из подушек. Жоан расчесался, завязал хвост и, решительно махнув рукой, пошел будить Робертино.
Тот проснулся сразу, едва Жоан потрогал его за плечо. Резко сел на кровати, схватился за голову:
– Какой ужас... Какой ужасный сон мне приснился…
Тут он увидел, что одет кое-как в порванный мундир, поднял глаза на Жоана и прошептал:
– Так это не сон? О, Дева… – он снова схватился за голову и застонал.
– Хм… Ну да, это не сон, – осторожно сказал Жоан. – Тебя на пиру вчера этот Малдур отравил какой-то грибной дрянью, ты свалился и он отволок тебя, того, трахать. Когда мы с Усимом вас нашли, ты был совсем голый и занимался тем, что пытался задушить этого мерзкого гнома.
– Задушить? – Робертино прикрыл глаза и вздохнул. – Смутно помню что-то такое… злой я был просто до ужаса. Я его насмерть задушил или нет?
– Нет. Тебя как раз, когда ты его уже почти задушил, грибы окончательно вырубили.
Робертино осторожно спустил ноги с кровати, но вставать пока не стал. Простонал:
– Говоришь, я был совсем голый? Вот черт… Неужели… О нет.
Жоан сел рядом и положил руку ему на плечо:
– Послушай, Чампа, помнишь, сказал – мол, это не будет считаться нарушением обета, если не по своей воле. А тут уж совершенно точно не по твоей. И потом… ты же лекарь, Робертино. Неужели ты сам не можешь определить, трахнули тебя или нет? Это же должно быть попросту очень больно, как мне кажется.
Робертино замер, поерзал, прислушиваясь к ощущениям. Задумчиво сказал:
– Ну... так-то вроде как нет. Но знаешь, я лучше в купальне попробую… хм, определить. Ты только помоги мне туда дойти. Заодно по пути расскажешь, что было дальше, а то я ничего не помню, кроме того, что душил гнома. Зараза, как это мерзко – ничего не помнить... ненавижу это состояние.
Жоан помог ему встать и повел вниз. По широкой лестнице мимо них, покачиваясь и зевая, проплелся Чампа. Скользнув мутным взглядом по младшим паладинам, сказал:
– Уже встали? Хорошо… послом займитесь… а то мне после девяти опять на этот клятый пир… и до самого вечера… Еще и о пистолях договариваться... Вчера не успел…
Он скрылся за занавеской своей опочивальни и, судя по звукам, свалился там на кровать и опять захрапел.
Жоан завел приятеля в купальню, подумал и принес туда стульчик из гостиной, поставил в лохань. Робертино поблагодарил и принялся стаскивать одежду. Жоан вышел из купальни – принести ему халат, а когда спускался вниз с халатом и полотенцем, увидел в гостиной молодого гнома-слугу с подносом, на котором исходил паром огромный чайник. Гном с поклоном поставил чайник на столик: