Усим подошел ко входу и приказал одному из стражников принести коробку с плотной крышкой. Сам не пошел – очень уж ему было интересно посмотреть, что паладины дальше будут делать.
Робертино осмотрел посла. Удивился тому, какой тот молодой для такой должности – чуть старше самого паладина. Даже странно, с чего вдруг кесарь отправил такого юного и красивого принца к гномам. Неужели не боится, что того здесь какой-нибудь очень настойчивый гном совратит? В Аллемании к мужской любви относились с осуждением и считали тяжким грехом.
– Интересно, если применить круг света с очищением, заклятие пропадет? – полюбопытствовал он. – Честно сказать, я сомневаюсь. Помнишь, Джироламо говорил, что не все сложные заклятия так можно снять?
– И правда. Боевые, мелкие проклятия всякие, фейские чары и большинство кровавых заклятий среднего уровня – легко, а такую штучную работу – вряд ли. И я бы не пытался. Тут вот, – Жоан провел пальцем над грудью посла, указывая на одну из нитей заклятия. – Тут вплетено что-то странное, и как бы это не было какой-нибудь гадостью как раз на тот случай, если б кто попытался применить круг света. Я попробую лучше распутать. Кажется, я нашел ключевую нить…
Он принялся медленно водить руками по сплетениям сил, дергая то за одни ниточки, то за другие. Робертино отошел к секретеру, чтобы не мешать товарищу, и принялся перебирать бумаги. Под руку ему подвернулся печатный оттиск гравюры, изображающей короля Фартальи в голом виде, сидящего на троне, с неестественно огромным членом, а перед ним на карачках пять дам с голыми задницами и четко прорисованными интимными местами. На каждой заднице аллеманской орфографией было написано имя, а внизу гравюры – подпись на том же языке: «Фартальский король и его шлюхи». Робертино поморщился и разорвал листок в мелкие клочья. Всякое сочувствие к заколдованному послу у него пропало. Усим, тоже увидевший эту картинку, аж плюнул. Аллеманцы были известны своим презрительным отношением к женщинам – считали, что они годятся только для услужающей роли. У них даже была поговорка касательно того, из чего должна состоять жизнь любой женщины: «Киндер, кюх унд кирха», то есть «Дети, кухня и церковь». Как это у них сочеталось с почитанием Пяти богов – непонятно. И, конечно же, наличие в фартальском правительстве аж пяти женщин на высоких постах аллеманцам было как бревно в глазу. Особенно их ненависть вызывала донья Сперанса Фурбакьоне, министр иностранных дел. Вот и на этой картинке ей нарисовали особенно отвратительную задницу с огромной дыркой.
Между тем Жоан таки уделал заклятие, и теперь стоял над послом, меланхолично наматывая на марципановое яблочко тонкие нити этого заклятия:
– Вот почти все. Остался последний кусочек, и я его снять не могу.
– Как? И что теперь делать будем? Может, все-таки попробовать круг света и очищение? – Робертино подошел ближе, за ним неотступной тенью – Усим с коробкой наготове.
Жоан ухмыльнулся:
– Да нет, не надо. Всё проще. У мага, который это слепил, какое-то идиотское чувство юмора. Короче… надо, чтоб заколдованного поцеловала девственница. Дети не годятся – нужна совершеннолетняя. Это входит в условие снятия заклятия.
При этих словах Усим загрустил:
– Значит, надо опять вашему королю писать, просить, чтоб какую-нибудь монахиню прислали… Наши женщины, как только совершеннолетия достигают, так сразу мужей берут… Во всем Кандапоре, наверное, не найдется совершеннолетней девственницы.
Паладин плечами пожал:
– Думаю, девственник тоже сгодится.
Гном вздохнул:
– С этим тоже всё плохо...
Жоан хихикнул:
– Да почему же. Вон у нас целый девственник рядышком стоит, и уж он-то точно совершеннолетний.
Робертино аж поперхнулся воздухом:
– Я? Целовать его? Да ты что! А если не получится?
– Почему не получится? Ты же девственник.
– А если нет? Вдруг все-таки этот зараза Малдур меня успел... приласкать? – поморщился Робертино. – Я, конечно, ничего такого, что это бы подтверждало, у себя не обнаружил, но кто там знает...
– Ну попробуй, что тебе стоит. Все-таки дело государственной важности.
Паладин тяжко вздохнул:
– Ладно. А что должно быть, если всё сработает? Он очнется?
– Само собой.
– Тогда накрой ему глаза чем-нибудь. Не хочу, чтоб он видел, кто именно его целует. Ну и мне проще будет.
Жоан опять ухмыльнулся, пошарил по кровати, взял подушку и накрыл послу лицо так, что остались видны только губы. Робертино опять вздохнул, подошел, наклонился, зажмурился и приник к ледяным губам.