Губы потеплели почти сразу, посол шевельнулся, рассыпая иней, его рука легла на Робертинов затылок, а губы ответили на поцелуй. Паладин резво сбросил его руку и отскочил от кровати, вытирая губы тыльной стороной ладони. Жоан подхватил кончик нити заклятия и намотал на яблочко, а яблочко бросил в коробку и закрыл крышку. Посол скинул подушку, сел на кровати, оглядываясь:
–О-о… что это со мной было? – простонал по-аллемански. – А где эта прекрасная фройлин? Которая меня целовала? Волосы у нее еще такие гладкие, как шелк…
Робертино спешно отступил за край кроватного балдахина. Жоан, пряча коробку с заклятием в карман, сказал:
– Сеньорита уже ушла.
Посол повернулся к нему, моргнул, взгляд его прояснился, и он перешел на фартальский:
– Сеньор паладин? Что происходит вообще? Что вы здесь делаете?
Жоан пожал плечами:
– Свою работу, сеньор посол. Вас кто-то зачаровал, гномы не смогли управиться с этим заклятием и обратились за помощью к нам. А уж кто вас зачаровал и зачем – того знать не знаю, да и не мое это дело. Сами разбирайтесь, скажу только, что гномы, сами понимаете, так колдовать не умеют.
Усим подошел к кровати, напустил на себя важный вид:
– Помощник дознавателя дира, Усим Мсети. Господин посол, вы спали под заклятием двое суток, и за это время мы установили, что заклятие вам прислали с дипломатической почтой. Других путей мы не нашли.
Посол слез с кровати, пошатываясь, подошел к сейфу, увидел, что тот открыт, схватился опять за голову и принялся тихо ругаться по-аллемански. Воспользовавшись тем, что ему уже не до паладинов, Робертино и Жоан тихонько ушли.
В тот же день они покинули гостеприимный Кандапор, увозя пьяного почти до полного изумления Чампу, три с половиной эскудо компенсации для Робертино, крайне любопытное заклятие в коробочке и подписанный договор на производство большой партии малых пистолей и ста тысяч патронов к ним.
Вечером в младшепаладинской гостиной Жоан в красках расписывал приключения у гномов, не касаясь, конечно, секретной стороны вопроса, а больше упирая на забавные гномьи обычаи. Под конец рассказа он попытался даже показать гномий танец булу. Танец вызвал настоящий восторг, и Тонио Квезал не удержался, тут же скинул мундир и исполнил мартиниканский боевой танец воинов ягуара. Посреди танца, с криком: «Ты что делаешь, дурак, кто так пляшет?!» к нему присоединился Эннио, показывая, как надо правильно. А после этого уже ингариец Анэсти Луческу врезал знаменитый ингарийский сардаш… И вот с тех пор и повелось, что каждую субботу по вечерам младшие паладины развлекались, отплясывая разные боевые (и не только) танцы своих родных провинций.
А нотацию от интенданта Аваро Робертино даже и не пришлось выслушивать – сдавать испорченный парадный мундир вместе с ним пошел Ринальдо Чампа. Мартиниканец, страдающий непривычным для него похмельем, смотрел на интенданта так, словно собирался вот прямо здесь и сейчас вырвать ему сердце в жертву своим древним богам, потому Аваро молча принял два негодных мундира и так же молча выдал новые.
Ну и надо ли говорить, что граф Сальваро весьма был доволен тем, что сын каким-то удивительным образом выторговал для кестальских торговцев целых полгода беспошлинной торговли!
Паладин и инквизиторка
Провинция Орсинья издавна, еще даже до времен Амадео Справедливого, когда она еще была полунезависимой маркой, славу имела дурную. Этот воистину медвежий угол Фартальи регулярно доставлял королям династии Фарталлео страшную головную боль: здесь то бунты вспыхивали, то ересь какая-нибудь заводилась, то еще что-нибудь подобное происходило, а выгод от этой провинции короне было совсем немного. Здесь даже налоги собирать было непросто. Орсинья располагалась на севере Фартальи, в сильно пересеченной местности, состоящей из горбатых невысоких останцев, скальных гряд, узких долин, дремучих лесов и болот. За ней, за горной грядой Монтесерпенти, лежала еретическая Алевенда, тоже источник постоянных беспокойств и извечный враг Фартальи. В общем, когда в орсинскую коллегию Святой Инквизиции в Арагосе пришла весть о том, что в местности под названием Боско Тенебро творится что-то нехорошее, никто не удивился. Орсинская коллегия Святой Инквизиции то и дело получала подобные известия со всей провинции, а Боско Тенебро вообще считалось глушью даже по орсинским меркам. А всякая гадость, как обычно, в такой вот глуши и заводится. И если уж весть об этом дошла в столицу провинции, и принесли ее местные жители, то дело дрянь, потому что о таком здесь вообще-то стараются помалкивать и внимания Инквизиции лишний раз не привлекать.