– Вот, держи. Веревка с волосом единорога. Как увидишь, что я под заклятие попал и моя сидская часть верх берет, хватай веревку и вяжи. Я довольно крепок и смогу посопротивляться заклятию хоть пару минут, твое дело – успеть меня связать до того, как меня совсем накроет. Если увидишь, что так просто не выходит – бей по башке чем-нибудь тяжелым или даже ножом пырнуть можешь. Убить не бойся, меня так просто не убьешь. Твое дело – меня связать, а дальше сам справлюсь... Очень надеюсь, что не понадобится.
– Если надеешься, зачем тогда веревку мне даешь? – Аглая положила веревку в свою сумку.
– Поговорку знаешь – «и на старуху бывает проруха»? Ну, вот поэтому. Да и вообще, хорошая крепкая веревка всегда пригодится.
Дальше они ехали молча. Аглая раздумывала над его словами, гадая, знала ли преосвященная Катарина о такой его особенности. Ну не могла же не знать… или могла? Паладин-храмовник, посвященный не Девы, а Матери – такое нечасто встретишь. И главная инквизиторка Арагосы должна была бы знать об этакой диковинке среди арагосских храмовников. А если знала – почему не сказала ей? Аглая никак не могла сообразить, вины за собой тоже никакой не знала, и бросила размышлять об этом – потому как бесполезно. И переключилась на то, что тревожило ее даже побольше – на соблазн. Даже когда Джудо на нее не смотрел, все равно она ощущала его мощную ауру сексуальной привлекательности. А если он к ней прикоснется? Даже случайно. Даже не думая ничего такого. Что тогда будет? Сумеет ли она устоять? В этом она не была уверена. Насчет Джудо она не сомневалась, что он-то сумеет... ну, пока он в здравом уме и не под заклятием. Одна только надежда, что наложить на него заклятие, какое бы то ни было, очень непросто. Все-таки происхождение от кровавых сидов должно давать ему защиту от магии крови. Хотя, конечно, он прав – и эту защиту тоже пробить можно, к тому же он сид только на четверть...
Аглае было двадцать восемь лет, и десять из них она была инквизиторкой. С детства знала, что ей предстоит церковная карьера, потому что семья Аррас, несмотря на свою знатность, была довольно бедна, и обеспечить приданое двум младшим дочерям не могла. Конечно, никто не заставлял их выбрать именно служение богам, но подразумевалось, что это был бы лучший из возможных выбор. Младшая сестра Аглаи, правда, ему не последовала, стала чиновницей, и честно говоря, иной раз Аглая ей завидовала – у той по крайней мере была семья. Аглая же, к шестнадцати годам смирившаяся с тем, что ей придется посвятить себя церкви, так и осталась девственницей. И даже никогда не утешалась с другими девушками (что, в общем-то, среди инквизиторок не поощрялось, но и не запрещалось напрямую, потому как грехом не считалось). Так что для нее вся эта сфера жизни была совершенной тайной. Соблазнительной тайной.
А тут паладин Джудо. С его четвертью сидской крови и особенными свойствами. Да-а, нелегко придется. Очень нелегко.
Сам Джудо тоже был погружен в размышления, и мыслил он примерно в том же направлении, что и Аглая. И сделал себе в памяти заметку по возвращении откровенно поговорить с Торресом и выяснить, почему же тот ничего Катарине не сказал. Или все-таки сказал? Если сказал – то тогда придется уже с Катариной говорить. Или лучше уж с архонтисой. А еще лучше – с Катариной в присутствии архонтисы. Тогда старшая инквизиторка точно соврать не посмеет. Ну или по крайней мере не сможет так соврать, чтоб обоих собеседников провести.
Так они и доехали до городка Кабраль, где, отметив у алькальда в своих подорожных прибытие, заселились в большой трактир на торговой площади. Помимо них здесь была еще пара странствующих артистов, и они тут же косо посмотрели на Джудо и Аглаю. Так что паладин счел необходимым с ними поговорить. Оставив Аглаю за столом одну, он подсел к конкурентам и завязал разговор. Инквизиторка, вяло ковыряя чечевичную похлебку с бараниной, внимательно за ними наблюдала. Конкуренты поначалу выглядели недовольными, но, видимо, Джудо оказался очень убедителен, и через четверть часа махнул ей рукой. Она встала, прихватив свою и Джудо миски и кружки, и села за их стол. Джудо приложился к кружке с местным компотом из шиповника, быстро закинул в рот пару здоровых ложек густой похлебки и сказал: