Страх пропал начисто. Стало тепло, хорошо и сладко.
Джудо вынул из петлицы букетик, разделил его пополам:
– Надо же… как чувствовал, что пригодится. А, что там… чувствовал, только сознаться не хотел себе в этом.
Он стянул с волос тесемку, стягивавшую их в хвостик, отделил одну прядь и быстро заплел в косу, воткнул в нее половинку букетика. Коснулся волос Аглаи, скрученных в два узла над ушами, выдернул скреплявшую один из узлов деревянную шпильку. Длинная коса развернулась до пояса. Он вдел в нее травы и цветы:
– Так-то лучше.
– Зачем это? – Аглая погладила его по шее, забираясь под воротник рубашки. Прикасаться к его коже было безумно приятно.
– Затем, чтоб я в своем уме удержался, – вздохнул Джудо. – Травы из нашего мира, и травы сильные. Должно помочь.
Он всё не решался приступить к делу – было страшно. Но и выхода-то другого нет.
Аглая убрала руки, отошла на шаг и принялась расстегивать камизельку:
– Какая теперь разница, в своем или не своем... Признаюсь – хочу я тебя. И хотела. Даже без твоего сидского взгляда хотела. Не знаю только, то ли это твоя магия, над которой ты не властен, то ли я сама. Как понять, а?
Джудо опустил глаза, взялся за пуговицы кафтана:
– Я нравлюсь всем женщинам, но не до такой же степени, чтоб любая без всяких моих усилий, а даже вопреки им, меня захотела. Для этого все-таки мне надо хотя б в глаза женщине заглянуть. Не знаю, Аглая. Да и так ли это важно? Если бы мы не вляпались в эту ловушку, то это не имело бы никакого значения.
Она кивнула, бросила камизельку на траву и начала стягивать юбку:
– Ты, пожалуйста, совсем разденься… а то как-то несправедливо. Меня ты голой уже видел, а я тебя – нет.
Паладин грустно улыбнулся, расстегнул перевязь, снял ее вместе с мечом и положил на траву. Расстегнул пояс, бросил туда же, и быстро избавился от остальной одежды.
Посмотреть было на что. Аглая замерла, разглядывая его, и смотрела даже без особого вожделения, просто как на произведение искусства. Идеальные пропорции, совершенство и гармония, сила и красота. Она подозревала, что немного на свете найдется мужчин, которым было бы не стыдно раздеться рядом с Джудо. Даже среди паладинов, которые все как один имели отличную физическую форму.
Она подошла к нему, медленно провела ладонью по рельефной груди, украшенной замысловатым узором татуировки, чувствуя, как у нее самой в животе словно огонь загорается. А когда он положил руки ей на плечи, этот огонь взметнулся и охватил ее всю, она прильнула к нему, беспорядочно гладя везде, куда только могла дотянуться. Уже было всё равно, пусть делает с ней, что хочет, как хочет и сколько хочет.
Джудо уложил ее на мягкую траву, и долго целовал губы, шею, грудь, гладил живот и бедра, медленно, неторопливо. Она стонала и нежилась под его руками и губами, лохматила его волосы, оказавшиеся на удивление шелковистыми и мягкими. Джудо начал целовать ее подтянутый плоский живот и легонько поглаживать груди с торчащими сосками. Аглая раздвинула ноги пошире, и он опустился ниже, вдохнул ее запах, легонько прошелся пальцами по ее промежности, едва-едва прикасаясь, но даже от таких прикосновений Аглая охнула и вздрогнула, прошептала:
– Пожалуйста, сделай так еще… О-о!!!
Раздвинув черные мелкие кудряшки, пальцы Джудо коснулись розового бугорка, вызвав новый всплеск наслаждения. Сам паладин смотрел на открывшуюся ему картину и думал, что он ведь первый мужчина, прикоснувшийся к этому лону. Не считать же демонического жреца, в самом-то деле. А еще он совершенно ясно чуял, что Аглая даже с женщинами никогда не утешалась, хотя среди инквизиторок такое часто бывает и даже за особенный грех не считается (лишь бы не в открытую, конечно же). И от этого он чуть совсем голову не потерял, едва удержался в своем уме.
Когда он взял ее за бедра и коснулся губами самого сокровенного места, а потом прошелся по ее щели языком, Аглая закричала, не в силах сдерживаться. Но оказалось, что это только начало, только тень того наслаждения, которое последовало за этим. Она кричала, стонала, просила не останавливаться, и он не останавливался, пока она не достигла вершины и не излилась в яростной вспышке восторга. Тогда он лег рядом с ней, обняв одной рукой за грудь, а другой легонько поглаживал ее живот и бедра, отчего она всхлипывала и стонала. Наконец, она немного успокоилась, приникла к нему и тихо спросила:
– Но ведь это еще не всё... как же ты сам?
Вместо ответа он повернул ее на бок, спиной к себе, крепко обнимая за грудь и бедра, прижался к ней, прошептав только: