– Выпрями и сожми ноги как только можешь сильнее.
– Но зачем…
Он толкнулся вперед, проскальзывая в ее промежность, но не входя внутрь, лишь двигаясь у нее между бедер и скользя головкой по ее набухшим и влажным губам страсти. Аглая, охнув от новой волны наслаждения, задвигалась с ним в одном ритме, одновременно боясь того, что он все-таки войдет внутрь, и страстно этого желая.
Закончили они одновременно: Аглая нырнула в новый водоворот наслаждения, а Джудо, приглушенно всхлипнув сквозь зубы, ослабил хватку и перевернулся на спину, тяжело дыша. Аглая, всё еще вздрагивая от запоздалых волн удовольствия, повернулась к нему, обняла и прижалась лбом к его плечу:
– Это было невероятно. И… ты все-таки не… вошел в меня. Почему?
Он погладил ее по спине:
– Я обещал тебе, помнишь? Обещал, что не нарушу твоего обета. Раз уж так случилось, что нам пришлось заняться любовью, то я хотя бы сохранил твое лоно нетронутым. Не знаю, правда, имеет ли это значение, или обет нарушен все равно... но по крайней мере я не сделал тебе больно.
Аглая только вздохнула.
Они полежали еще несколько минут, потом она с сожалением села, свернула косу в узел, не вынимая из нее уже чуть увядший букетик, и сколола шпилькой:
– Как ты думаешь, печать мы сломали?
Джудо встал, принялся одеваться:
– Да. Я ее больше не чувствую. Адарбакарра!!!
Из-за кустов раздался мелодичный голос, полный восторга:
– О-о, да. Печати больше нет! И я давно не получал такого удовольствия, должен признаться, внук кровавой сиды, вы оба порадовали меня больше, чем я мог ожидать.
Черный единорог вышел на поляну. Голова его была высоко поднята, рог сверкал, как начищенное серебро, глаза горели синими звездами:
– Я снова властвую над этим местом! За это, как и обещал, помогу вам. Идемте.
Уже одетые Джудо и Аглая подошли к нему. Паладин положил руку на его холку, Аглая несмело прикоснулась к гриве. Адарбакарра насмешливо фыркнул:
– Чего ты боишься, дева? Берись крепче, не то потеряешься здесь.
Она стиснула шелковистую гриву, единорог наклонил голову, на кончике его рога разгорелся яркий огонь. Он топнул копытом, и все сияние Фэйриё вокруг них померкло.
А через мгновение стало светлее. Они стояли на узкой тропе среди черных елей, а впереди виднелся просвет.
– Вот и всё. Идите, – Адарбакарра отошел назад. – Я останусь пока здесь… но приду, как только позовете. Я обещал тебе, дева, и мое слово у тебя.
Аглая кивнула. Единорог сделал еще один шаг назад и исчез среди теней Сумбры.
Они прошли еще футов двести, и перед ними открылась широкая, округлая долина, лежащая между холмов, поросших темным хвойным лесом. Посередине долины раскинулось селение – типичная для здешних мест россыпь бревенчатых домиков под четырехскатными тесовыми крышами. Через долину протекала узкая речушка, и на ней виднелись три запруды с мельницами. Замок Кастель Креспо стоял на небольшом взгорке позади селения, к нему вела мощеная дорога. А вокруг селения почти до самых краев долины тянулись возделанные поля, на которых копошились люди, хотя солнце уже опустилось очень низко, и от окрестных холмов на долину упала тень.
– Боско Тенебро, – Джудо опять достал карту, развернул ее. – Стало быть, вон те огромные сараи – это то самое, о чем говорил Яно.
Аглая кивнула, достала из своей сумы подзорную трубу, разложила ее и вгляделась:
– Народу вокруг этих сараев крутится очень много… повозки ездят… дым валит из труб…
Она передала Джудо трубу, и тот принялся рассматривать и деревню, и баронский замок, и сараи.
– Сейчас туда соваться смысла нет. Пусть все разойдутся по домам, спать лягут… тогда-то мы и пойдем смотреть, что к чему, – он опять перевел трубу на странные сараи. – Что же они там делают-то, а?
Аглая ткнула его в бок:
– На мельницы посмотри. Видишь – оттуда что-то возят на телегах в бочках, прямо в эти сараи. Еще не догадался, что это?
– Да откуда же. Я в сельском хозяйстве не силен, – паладин послушно перевел трубу на мельницы.
– А я поняла, что они делают, и даже зачем дону Креспо народ оболванивать понадобилось, – вздохнула инквизиторка. – Это, Джудо, сахарная мануфактура.
Паладин не поверил:
– Сахарная? Так ведь в Орсинье сахарный тростник не растет.
– Помнишь, когда Нино нам рассказывал, как мадеруэльцев с дальних хуторов начала напасть одолевать, он сказал, что они белую свеклу сеять начали?
– Ну? Кормовую, знаю такую. Лошади ее любят. Другая скотина, небось, тоже, а на большее эта свекла и не годится. Брюква и то съедобнее. У нас в Ингарии эту свеклу народ ел только в голодуху, даже поговорка есть – «дошли до белой свеклы», в смысле, что жрать совсем нечего стало, дальше только кора с деревьев. Хвала богам, с тех пор как картошку из Мартиники завезли, давно уж такого не случалось.