– Отлично, сеньор Жоан. Вы будете натурой для Поссенто Фарталлео. Прямо сказать, я не ожидала, что сумею найти настолько подходящую натуру!
Жоан зарделся от удовольствия:
– Благодарю, маэстрина, за честь.
Она протянула ему железки:
– Пожалуйста, переоденьтесь. Это, между прочим, настоящие зачарованные доспехи Поссенто Фарталлео. Мне их хранитель королевской кунсткамеры выдал под расписку по королевскому приказу. Реликвия!
Железки Жоан взял с благоговением и тут же скрылся с ними за ширмой. Через несколько секунд на ширме уже висели его тренировочные штаны, а из-за нее доносилось звяканье креплений древних доспехов.
Маэстрина повернулась к Робертино и протянула ему сверток волчьего меха:
– А вы, сеньор…?
– Роберто Диас Сальваро и Ванцетти, – представился Робертино и даже слегка удивился, что его полное имя не произвело на нее никакого впечатления.
– М-м-м, отлично, сеньор Роберто. Вот, возьмите. Вы прекрасно подходите для натуры Валенте Фарталлео, ведь он был рожден от кестальянки из рода Сальваро. Его одеяния, к сожалению, не сохранились, так что пришлось восстанавливать по старинным изображениям.
Робертино с сомнением глянул на ворох шкур:
– Э-э-э… Полагаю, что это было, м-м-м, некоторое приукрашивание. Тут должны быть еще длинная туника в родовых цветах его матери, и такой же плащ.
–Ах, да зачем же прятать такую красоту под тунику и плащ? – маэстрина вдруг провела ладонью по голой груди Робертино, отчего у младшего паладина ниже пояса возникла совершенно неуместная реакция, и он быстро схватил шкуры, прижав их к себе, чтоб эту реакцию скрыть. Вздохнул:
– Ну хорошо… Чего не сделаешь ради искусства.
Тут из-за ширмы вышел Жоан, очень собой довольный, и принялся поворачиваться, показывая доспехи:
– Ну, как? По-моему, сели как родные!
Оливио только вздохнул. И правда, древние скудные доспехи, выкованные гномами с применением особой гномьей магии специально для Поссенто Фарталлео, отлично смотрелись на здоровенном Жоане: широкий пояс из стальных блях, придерживающий два куска кольчужной сетки и большой стальной гульфик в виде львиной головы, два огромных шипастых наплечника, скрепленные ремнями крест-накрест, такие же шипастые наручи и поножи, из-под которых торчали старинные кожаные сандалии. Ну и стальной налобник с львиной же головой.
– Ого, и правда. Я не ошиблась, выбрав именно вас для натуры Поссенто, – с восхищением уставилась на него маэстрина. – Знаете, сеньор Жоан… сеньоры паладины… Мне ведь надо сначала писать этюд с натурщиками, потом уже полноразмерный эскиз с лицами исторических персон, так я вам потом подарю этюды. У меня хорошие этюды, правда!
– Спасибо, маэстрина, – с тяжким вздохом сказал Робертино, выходя из-за ширмы. – По крайней мере эти этюды не попадут ни к кому другому.
На нем были надеты очень короткие, прямо сказать – неприлично короткие панталоны из волчьего меха, из такого же меха сапоги до колен, и на плечах – пелерина из волчьих хвостов и ожерелье из волчьих клыков. Маэстрина подскочила к нему и стянула с его волос красную тесемку, растрепала их:
– Вот так лучше. Отлично, из вас прекрасный Валенте получился. Ну и остался у нас Рубесто Фарталлео, – тут она повернулась к Оливио, который стоял неподвижно и изо всех сил старался сохранять невозмутимость.
– Оливио Альбино, к вашим услугам, маэстрина, – с легким поклоном представился он. Уже знал, в какой костюм она его собирается обрядить – потому как сам любил живопись, в том числе старинную, и неплохо в ней разбирался. И историю Фартальи он тоже знал очень хорошо. Основатели династии, братья Фарталлео, не были родными по крови, но принесли друг другу кровавые клятвы братской верности. А сами происходили из разных мест: Поссенто был сальмийцем, Валенте – наполовину таллианцем, наполовину кестальцем, а Рубесто родился в местности, которая потом стала называться Плайясоль. Так что маэстрина выбирала натуру не просто так.
Маэстрина протянула Оливио сандалии с длинными ремешками, золотой веночек в виде сплетенной лозы, и белую тряпочку с веревочкой:
– Вот и ваш костюм. Атрибуты тоже есть. Вам, сеньор Оливио, придется держать лук… ну, как если бы вы вот-вот собрались его натягивать и стрелять. Справитесь?
– Куда деваться, маэстрина, служба есть служба, – Оливио взял сандалии, веночек и тряпочку, и скрылся за ширмой.
Возился он долго: тряпочка, изображающая старинный южный таллианский хитон, была слишком короткой, ее надо было перебросить через плечо, стянув бронзовой фибулой, и подвязать на поясе, прикрыв задницу и причинное место. Прикрывала она их очень условно, приподнимаясь и съезжая при каждом движении, и тем самым являя всеобщему взору пах Оливио с каштановой порослью на лобке и мужским органом. И пару старых шрамов на бедрах – память об издевательствах и насилии, которым он подвергался в гардемаринской школе. Помучившись, Оливио махнул рукой и решил, что лучше пусть будет видна задница, чем передница, и перетянул «хитон» так, чтобы он спереди был хоть чуточку длиннее. И только тогда, красный от смущения, вышел из-за ширмы. Маэстрина уставилась на него очень жадным и даже каким-то похотливым взглядом, и Оливио понял, что заинтересовал ее не только как подходящая натура. И почувствовал, как хитончик становится еще короче. Он глубоко вдохнул и стал про себя молиться, пытаясь как-то совладать со своей реакцией на ее взгляд. И остро позавидовал Жоану с его старинными железными панталонами.