Ухитрившись почти без денег добраться до столицы, Оливио явился в корпус паладинов и заявил, что желает в него вступить. Поскольку Оливио был уже совершеннолетний, его заявку приняли, и на следующий день он стал кадетом. Отец, конечно, разбушевался, но поделать уже ничего не мог. Разве что фамилию ему свою носить запретил, но Оливио не расстроился и взял фамилию матери.
Все это пронеслось в памяти за секунду и вызвало всплеск ярости, а ярость окончательно разрушила иллюзию.
– Что за черт? – удивился магик, увидев вместо Магдалины стройного парня в дамском платье и шляпке, злого, как осиный рой.
Оливио отступил назад, содрал с себя платье (разрезанное на боках, оно расползлось от резкого рывка напополам), сбросил шляпку:
– Письма и портрет, ну, живо. Получи деньги – и разойдемся по-хорошему.
Но маг уже совладал с собой, быстро застегнул штаны:
– Еще чего. Ты вообще кто такой?
Паладин не ответил, только занял угрожающую позу, положив руку на рукоять меча. Злость и ярость никуда не делись, и они переполняли его, сплетаясь с той силой, что все еще была с ним до сих пор, и он легко вошел в боевой режим – что до сих пор, на тренировках, получалось не сразу.
Магик ругнулся и бросил в него какое-то заклинание, породившее яркую вспышку. Оливио только рукавом закрылся, отбивая, и оно ушло куда-то в сторону. Он шагнул вперед:
– Письма и портрет.
– Паладин, мать твою, – наконец магик разглядел алый мундир с листком аканта на плече. – Что, видать, Магда тебе хорошо отсосала, раз ты за ее бумажками не побоялся пойти?
– Письма и портрет, – спокойно повторил Оливио, все еще сдерживая ярость. Он видел, как вокруг магика сплетаются силы, как он тянет ману из каких-то амулетов. Но не боялся, хотя теперь еще сильнее засмердело недозволенной магией. Оливио слишком разозлился на него за пробуждение воспоминаний, которые хотел бы забыть навсегда.
– А хрен тебе! – магик снова кастанул на него боевое заклятие.
Оливио не разбирался в разновидностях заклинаний, он видел только их основу и силы, в них вложенные. Он нагнулся, резко двинул левой рукой, ловя ладонью узел сил, рванул – и заклинание рассыпалось. Правда, оно было слишком сильным, и теперь ладонь жгло, словно паладин схватился за ручку кипящего чайника.
Маг, похоже, понял, что с этим паладином так просто не справиться, и сменил тактику. Он снова что-то кастанул, но заклинание брызнуло куда-то в стороны, и Оливио закрутил головой, пытаясь понять, что это было и чем может грозить. А магик телепортировался, и хлопок раскрывшегося портала донесся из соседней комнаты. В тот же миг со стен сорвалось все, что там висело: мечи, кинжалы, большой гномий самопал, зеркала и три тяжелых светильника – и полетело в Оливио. Он закрутил мечом «мельницу», отбив кинжалы, едва успел увернуться от светильника, отбил один из мечей… второй меч пролетел у его лица, паладин отдернул голову в последний момент, и почувствовал, как висок ожгло болью.
Зеркала рухнули, раскололись, осколки взлетели и полетели в него. Оливио упал на пол, перекатился, подхватив ковер, и завернулся в него. Толстый, хороший ковер, сотканный в Верхней Кесталье, послужил отличной защитой от осколков и даже кинжалов… но не от тяжелых светильников. Один из светильников ударил паладина по ногам, и он упал, тут же еще один светильник врезал ему по спине, самопал подвернулся под ноги, и едва вставший на колени паладин опять упал, снова получив по спине светильником.
Похоже, это заклинание сбить нельзя, ведь оно не на него направлено, а на предметы… но тут Оливио вспомнил про такое паладинское умение, как круг света – то есть призыв очищающей силы Девы не только на себя, но на пространство вокруг. Это позволило бы сбить все активные заклинания, причем не только направленные на него, а вообще все, что есть в этой комнате. Но сможет ли он? На тренировках ему ни разу не удалось… Да и младшие паладины поговаривали, что это под силу только настоящим девственникам. Ну или надо усиленно заниматься духовными практиками.
Но как бы там ни было, а деваться некуда, надо попробовать. Оливио зажмурился, зашептал про себя одну из тех молитв, что входят в обязательные практики, и попытался. В конце концов, если у него не получится, то магик его уделает. Ну уж нет, позволить победить этому негодяю? Паладин разъярился, ярость загорелась в сердце ярким пламенем, вырвалась… и в комнате грохнуло и полыхнуло нестерпимо белым светом.