Сальвария, столица Сальварского графства и заодно провинции Кесталья, станцию телепортов имела, так что путь для двух младших паладинов предстоял короткий: всего-то доехать от центральной площади Сальварии в собственно Кастель Сальваро, резиденцию графов-наместников. До заката должны управиться, часа три на дорогу.
Выйдя из большого павильона, где была устроена станция, паладины оказались на обширной площади, мощеной известняковыми плитами, и в глаза им сразу ударил свет низкого солнца. Оливио от неожиданности аж вздрогнул. Робертино остановился у входа в павильон, держа своего коня за уздечку, прищурившись, посмотрел в закатную сторону. Тронул за локоть товарища:
– Смотри, отсюда видны острова Кольяри. Матушка моя оттуда родом…
Оливио поднес ладонь к глазам козырьком. Верно, площадь одним краем обрывалась куда-то вниз и была огорожена балюстрадой. Вдали виднелось море, и в нем, черные на фоне низкого закатного солнца, изогнутой цепью протянулись острова архипелага Кольяри. Значит, там, внизу, невидная отсюда, на побережье вдоль гор Монтесальвари лежит его малая родина, провинция Плайясоль. Так близко – и так далеко, даже странно.
Оливио отвернулся, оглянулся вокруг. Площадь была вытянута, по бокам стояли городская ратуша, здание королевской канцелярии провинции Кесталья, большой храм и еще несколько зданий явно общественного вида. По сторонам от балюстрады с видом на море спускались лестницы. И всё это было построено из белого известняка.
– Красиво как, – вздохнул Оливио. Робертино только гордо улыбнулся. Все-таки Сальвария по праву считалась не только одним из старейших городов королевства, но и одним из красивейших.
– Ну, поехали, нам до заката надо добраться до Кастель Сальваро.
Они свернули на одну из прилегающих улиц и поехали по отличной мощеной дороге сначала вниз, а потом вверх, потом опять вниз и снова вверх. Оливио не уставал крутить головой, рассматривая пейзажи. По левую руку вздымались высокие горы Верхней Кестальи, по правую в просветах меж горных склонов Внешней Гряды Монтесальвари иной раз мелькало море. Сама дорога шла через небольшие зеленые долины, укрытые садами, виноградниками и россыпью узких каналов с холодной водой с гор. Дышалось легко, очень уж чистый был тут воздух.
– Послушай, Оливио… ты сказал, что твой отец женился против своей воли, – осторожно спросил Робертино, убедившись, что друг пришел в хорошее расположение духа. – Но как? Он же все-таки тогда был уже графом Вальяверде, сам себе голова…
– А, это…– Оливио не расстроился и охотно ответил. – Видишь ли… насколько мне известно, папаша в молодые годы вляпался в тот самый заговор против короля, Мятеж Дельпонте. Его величество тогда был очень молод, но уже крут, и многим знатным дворянам это не нравилось. Ну ты знаешь – Орсинское восстание, рокош Вальди, ну и еще по мелочи. После того, как маркиз Орсино сложил голову на плахе за государственную измену, многие на время утихомирились, но затаили некоторую грубость и решили, что надо короля сместить и на трон посадить его брата-бастарда Сильвио.
Робертино кивнул. Он, конечно, знал эту историю. Официально в хрониках о Мятеже Дельпонте было написано немного и очень сухо: кто руководил, чего хотели, что из всего этого вышло и как покарали заговорщиков. Хотели понятно чего – отменить введенные королем «дворянские» налоги. Как же так – раньше дворяне никаких налогов не платили, а теперь изволь, за землю заплати, за торговлю тоже, и еще и военную подать! Король уперся, недовольное дворянство тоже. И началось… Граф Сальваро рассказывал своим детям обо всем куда подробнее, чем написано в хрониках. Сальваро всегда были верными вассалами королевского рода, и неудивительно, что, спасаясь от мятежа, юный король Амадео Пятый приехал именно в Кесталью, в Сальварию, которую и объявил своей временной резиденцией. Тогда заговорщики попытались на трон посадить королевского бастарда Сильвио, которого считали дурачком, легко поддающимся манипуляциям. А тот взял да и обыграл их: вступил в Корпус паладинов, сразу все обеты принес. И заявил, мол, что его долг – государственную измену пресечь и изменников покарать. И начал карать. Половину заговорщиков перебил, кое-кто из них испугался и побежал к королю на поклон, каяться и рассказывать, что, мол, они не виноваты, это все герцог Дельпонте. А герцогу Дельпонте уже деваться было некуда – слишком далеко зашел. Он таки убил Сильвио, а потом взял да и объявил себя королем. Кончилось это, конечно, предсказуемо плохо для Дельпонте: герцога в итоге казнили, его сыновей и племянников, замешанных в измене, тоже, а домен и титул передали его племяннику-бастарду, которого семья как раз собиралась было упрятать в монастырь, потому как сестрица герцога прижила сына от простого оруженосца, такой позор!.. Понятное дело, этот самый бастард был вовек королю благодарен и верен. Вот тогда-то король и заработал прозвание «Суровый».