«Кавалли пишет отцу?!» – удивился Робертино, но внешне снова ничего не показал. Сказал только чуточку едко:
– Вы же не хотели, чтобы я стал «клистирной трубкой». Потому я и рассудил, что мои достижения на этой почве вас не обрадуют.
– Ишь ты какой языкатый вырос, палец в рот не клади, – неожиданно благодушно сказал граф. – Признаю, насчет обучения на медика я был не прав. С тех пор я стал немного старше и, смею думать, намного мудрее. И теперь меня радуют любые успехи моих детей, мой маленький Роберто.
Робертино пристально взглянул на отца, заметил сеть мелких морщинок и темные круги у по-прежнему ярких и синих глаз, легкую испарину на висках, отметил слишком учащенное дыхание, сложил все эти признаки и сказал с грустью:
– Значит, и мне не все в письмах сообщали… Когда у вас открылась сердечная болезнь?
Граф вздохнул:
– Сердечные приступы были и раньше, уже года три как. Но этой весной меня свалил особенно сильный. Мэтр Хоакин поставил меня на ноги, но сказал, что сделать мое сердце снова здоровым никакая магия не в силах, он и так совершил почти невозможное. Еще и обругал меня, меня – графа Сальваро! – тут он улыбнулся. – Сказал, мол, что раньше надо было за здоровьем следить, когда только первые приступы начались, и его советам следовать. Теперь мне уже не подняться в горы, – он махнул рукой в сторону нависающих над замком вершин Верхней Кестальи.
– Если бы я знал, я бы испросил срочный отпуск и приехал, – сказал Робертино.
– Хорошо, впредь я не буду от тебя скрывать ничего, но и ты пиши о себе побольше, чем несколько сухих строчек – «жив, здоров, служу его величеству, спасибо за деньги, получите посылку с подарками».
Робертино стало стыдно. Он и правда писал домой очень мало, хоть и регулярно.
– Я больше не буду, папа, – он склонил голову.
Отец хлопнул его по плечу:
– Я тоже, сынок. Знаешь, я много думал над этим… сожалел, что тебе пришлось пойти в корпус, отказавшись от всего, что обычно имеют в твоем возрасте молодые люди, и посвятить служению всю жизнь. Потом, когда по письмам твоего наставника понял, что ты оказался на своем месте, сожалеть перестал. В конце концов, ты Сальваро, а если Сальваро за что берется, так делает это очень хорошо. И к тому же мы всегда верно служили королевскому дому, а быть паладином – это, наверное, самая высокая степень такого служения. Так что я горжусь тобой, маленький Роберто.
– Спасибо, папа, – на сей раз Робертино поклонился.
Они постояли немного у бассейна, потом граф заговорил снова:
– Твой друг, Оливио… он назвался Альбино. Года три назад я принял временный протекторат над выморочным доменом Каса ди Альбино в Пассеринье. Сам там не был, как ты понимаешь, да и не побываю теперь, мэтр Хоакин запретил мне подниматься в горы, сказал, что дышать будет очень тяжело. Хосе туда ездил, по его словам – сплошные развалины вместо усадьбы, но пастбища и сады не пострадали, так что они сданы в аренду. Доход не слишком большой, но вполне ощутимый, особенно если не тратиться на восстановление усадьбы. Твой друг случайно не из тех Альбино? Или… бастард?
– О, там очень… грустная история, папа. Он по матери действительно Альбино. А по отцу – Вальяверде.
Граф поднял черную бровь:
– Хм… Да, действительно, помню, старшего сына Вальяверде звали Оливио. А на отца он совсем не похож… Но я слышал, дон Вальяверде официально заявил, что его старший сын умер.
– В каком-то смысле да. Оливио покинул семью и отказался от отцовской фамилии после того, как отец лишил его наследования в пользу единокровного брата. А почему – это только Оливио скажет, к сожалению, я не могу об этом говорить без его разрешения.
– Мне подробности ни к чему, – отмахнулся граф. – Мне достаточно, что ты сам считаешь Оливио достойным твоей дружбы человеком. А дон Вальяверде, прямо сказать, всегда был ничтожеством и подлецом. Я-то помню, как он унижался перед королем, обеляя себя и очерняя других… Значит, Оливио взял материнскую фамилию. А семью матери он пытался искать?
– Пытался. Но узнал только, что дядя и тетка погибли, а кузина пропала без вести. Большего чиновники учетной палаты выяснить не смогли. Или не захотели.
– Понятно. И что, даже не сообщили ему, что ему часть дохода причитается, как наследнику второй линии? Лентяи… Хорошо. Я отпишу своему управляющему в Пассеринье, пусть поразузнает как следует, что же сталось с девицей Альбино. Жаль будет, если эта семья закончится на паладине, которому даже род продолжить нельзя!
– Хм, а что это за семья? Я о них слыхал, но так, ничего особенного.
– Стыдно не знать историю родной Кестальи, – с укоризной сказал граф. – Альбино – потомки Белого Рыцаря Васко Альбы по прямой линии, от младшего сына. Они того же корня, что и бароны Альбасьерре, и даже плайясольские Альбамонте. Обеднели после ряда междоусобиц еще до Амадео Справедливого, так что их родовой домен ужался до одного только Каса ди Альбино. По традиции у них женщины всегда выходили замуж за пределы Кестальи и никогда не возвращались в родительский дом, младшие сыновья уходили в монастырь или на военную службу, отказываясь от наследственных прав, а сами сеньоры Альбино не покидали Кесталью уже более пятисот лет. Потому о них мало известно за пределами Верхней Кестальи.