Паладины опять переглянулись, скребнули ложками по донышкам мисок, доели паэлью и взялись за лепешки с огурцами и салатом.
Келарь вздохнула:
– Во время моего ночного бдения, где-то после второго часа, вдруг откуда ни взялся – порыв ветра по храму, хотя дверь была закрыта и окна со ставнями тоже, в ту ночь погода была плохая… Погасли свечи везде, кроме алтаря и паникадила над ним. Я снова их зажгла и только тогда пошла проверить, не открыты ли где ставни – но все было закрыто… И когда вот это случилось, вонь как-то резко усилилась, только у алтаря ее и не было слышно, а когда я к двери подошла – засмердело знатно, но быстро исчезло, как будто кто ветры пустил неподалеку.
Дожевывая пучок салата, Робертино спросил:
– А свечи не пропадали? Прямо из храма?
Монахини переглянулись, и Аглая задумчиво сказала:
– Вот не могу сказать. Обычно по утрам, перед заутреней, причетница собирает огарки и складывает их в большой ящик в левом приделе. Потом оттуда их раздают прихожанам. Но огарки эти маленькие, не больше дюйма обычно.
Оливио хрустнул огурцом, но промолчал, хотя Робертино был уверен: тому есть что сказать. Сам он тоже имел кое-какие соображения, но решил уточнить:
– Значит, кто-то мог взять из храма свечи, еще не догоревшие до состояния огарка, и заменить на огарки из ящика. Причетницу вы расспрашивали? Не было ли случаев, когда она утром видела погасшие догоревшие свечи среди еще горящих? Сколько времени обычно горит свеча?
– Наши свечи хорошие, длинные и толстые, так что их хватает как раз от полуночной до заутрени, – сказала попечительница. – Но… как понимаете, сделать их совсем одинаковыми сложно. Так что какие-то могут догореть раньше других и без всякой подмены. Словом, да, подменить их могли, и мы вполне могли этого не заметить. Огарки же никто не считает.
– А что еще было?
– А больше ничего, кроме вот этой постоянной вони, которая меня уже извела, – сказала настоятельница. – Я уж и всех трижды собирала на общую молитву, думала, может, еретички как-то проявятся… но нет. Воняет по-прежнему, но я никак не могу понять, от кого. Может, это вообще с фейри в подземельях связано.
– Не думаю, – сказал Оливио. – Я не уверен, но мне кажется, это не ересь, или не совсем ересь, хотя тоже ничего хорошего. Это… магия крови.
Монахини уставились на него, а Хосефина недоверчиво спросила:
– Что? Но… мы уверены, что среди монахинь и послушниц нет никого с магическими способностями. Это же сразу видно!!! Любой посвященный Девы, хоть паладин, хоть монах, мага увидит издалека!
Робертино покачал головой:
– Обычного, классического – да. Ну, некроманта тоже. Но магия крови – это совсем другое. В том ее и опасность, что практиковать ее может кто угодно, для этого не надо быть прирожденным магом… кстати, а зловредный фейри в подземельях когда появился? До того, как вы почуяли вонь, или уже после? Если до, то кто-то мог попытаться его выгнать с помощью кровавой магии. Как это делали древние. Известно ведь, что магия крови – это единственный вид магии, который может действовать на фейри. Это или наши паладинские умения, даруемые нам Девой.
– Нет, вонять стало задолго до грохота в подземельях, это точно, – уверенно сказала Аглая. – Хотя, конечно, это ничего не значит, фейри мог начать грохотать не сразу. И в любом случае, еретичку это не оправдывает. Так что, паладины? Вы этот вопрос решить сможете?
– Постараемся, – ответил Оливио. – Но все-таки… вы запрос не выкидывайте пока. Может быть, придется вызывать храмовников.
Аглая скорчила страшно кислую мину, но кивнула:
– Я понимаю и не буду требовать от вас прыгнуть выше головы. Однако все же очень прошу – попытайтесь.
Хосефина провела паладинов темными коридорами вниз, в подземелья. Открыла им одну из келий, где неожиданно оказалось тепло от растопленного камина, светло от трех небольших светошариков, стояли две лавки, застеленные соломенными матрасами и шерстяными одеялами, столик с хлебом, сыром, колбасой и двумя кувшинами с медовым напитком, и даже был умывальник, наполненный водой, и за ширмой в углу – сортирная дыра, прикрытая деревянной крышкой.
– Вот вам ключи от всех помещений в подземелье, – монахиня вручила им кольцо с десятком ключей. – В этой части подземелий кладовок с припасами нет, только кельи для покаяний и разные старые камеры. Когда-то тут была крепость, и с той поры осталось много всякого. Оружие до сих пор есть, какие-то железки военные. Нам оно без надобности, так что как лежало с тех времен, так и лежит. Не представляю, как мог тут завестись фейри, среди хладного железа, но эта дрянь именно здесь чаще всего и грохочет. Если изведете эту гадость – лично я буду вам очень благодарна, – Хосефина сложила руки в молитвенном жесте, поклонилась и вышла.