Он подошел к обломкам, попинал их ногой. Оливио глубоко вдохнул, призвал круг света на себя, Робертино и весь этот кусок коридора. После того, как схлынул белый свет, стало как-то даже легче дышать. Оливио поднял молот:
– Вроде бы все его заклятия смыло. Как думаешь?
– Само собой. Ты молодец. У меня уже сил ни на что не оставалось, – Робертино выдернул из остатков доспехов панцерштекер и топор, поплелся в кладовку и пристроил их обратно на стойку, с которой снял. Оливио туда же отнес молот, а потом они вернулись к куче обломков:
– Слушай, как думаешь – оставить их тут, или все сгрести в кладовку? – задумался Оливио. Робертино только рукой махнул:
– Пусть валяются. Если что, хоть будет что показать тетушке Аглае. Пойдем лучше отдохнем, нам еще ночью магов крови ловить…
– А следы к тому времени не погаснут? – Оливио и сам не хотел сейчас ничего, кроме как упасть на лавку, накрыться одеялом и проспать хотя бы два-три часа.
– Не знаю. Вот и проверим, – Робертино запер оружейную комнату и поплелся через большой зал к отведенной им келье. Оливио пошел за ним. Ему стало холодно: сильно вспотел во время битвы с кобольдом, мундир аж промок на спине.
В келье они скинули мундиры и рубашки, и развесили их у камина, потом сняли сапоги и завалились на матрасы. Робертино нагреб на себя все одеяла, какие на его лавке валялись:
– Дева, благослови сестру Хосефину за то, что она принесла нам по четыре одеяла!!!
Оливио тоже закутался с головой:
– Ох я и устал. Да мы на плацу так не вкалывали, как с этим кобольдом!!! Не проспать бы теперь…
– Не проспим, – зевнул Робертино. – К вечерне тут такой трезвон будет, что мы даже в подземельях услышим. Мы к обедне-то не слышали только из-за кобольда. Но теперь-то кобольда, хе, нет…
И он заснул, даже помолиться не успел. Оливио попытался возблагодарить Деву за помощь, но и сам заснул, едва голова подушки коснулась.
Проснулись они, как и говорил Робертино, от глубокого, пронизывающего колокольного звона, от которого, казалось, гудел весь монастырь сверху донизу. Высунув голову из-под одеял, Оливио с полминуты слушал звон и обдумывал странный сон, приснившийся ему. Робертино тоже проснулся, потягивался, ворочаясь.
– Я вдруг подумал… – сказал Оливио, когда звон затих. – Я вдруг с ужасом подумал: а что если Луиса… в этом замешана?
– Лучше не думай, – серьезно сказал Робертино, вылез наконец из-под одеял и, поеживаясь, подошел к камину, поворошил тлеющие угли и подкинул пару поленьев. Пощупал рубашку, удовлетворенно хмыкнул и надел ее.
Оливио тоже выполз из-под одеял и начал одеваться. Застегивая мундир, сказал:
– Мне сон странный приснился. Как будто я по монастырю брожу, а меня никто не видит. И я захожу в кельи свободно, даже если там закрыта дверь. Все вижу, все слышу…
Тоже надевая мундир, Робертино внимательно глянул на него, но ничего не сказал. Оливио продолжал:
– И захожу в какую-то из келий, похоже, что внизу, на первом этаже… над обрывом каким-то. Там две молодые женщины, и они совсем голые. Хотя окно открыто, и холодный ветер задувает в келью. Лиц их я не вижу, они закрыты волосами. Одна беленькая и светлокожая, вторая смуглая и черноволосая. Сколько им лет – не могу сказать, но не слишком юные. Они углем чертят на полу круг, рисуют там руны… а потом начинают в этом круге… м-м-м… ублажать друг друга, – тут Оливио покраснел. – Я понимаю, что в нашем возрасте и при нашем воздержании и не такое может присниться, но мне этот сон показался… странным. Если ты понимаешь, о чем я.
Робертино кивнул:
– Понимаю. А ты не помнишь, какие именно руны они рисовали?
– Нет. То есть я не уверен. Одна вроде была Теват. Вторая… Кажется, Изиф. Третью не помню совсем, четвертая – Дис. И пятую тоже не помню.
Оливио подошел к столу, взял кусок лепешки и задумчиво впился в нее зубами. Робертино сказал:
– Две остальные – Самир и Моан. Мне тоже приснился этот сон, Оливио. Ты понимаешь, что это означает?
Паладин чуть лепешку не выронил:
– На нас пытались воздействовать магией крови?
Робертино кивнул, сложил руки в молитвенном жесте и опустился на колени, поднял голову к потолку и медленно, с чувством начал читать молитву Деве. Оливио быстро положил лепешку на стол, опустился на колени, вынул из-за воротника амулет Девы, приложил ко лбу и начал молиться вслед за Робертино.
Молились они долго, не меньше четверти часа, пока наконец не почувствовали присутствие той особенной силы, какую дает Дева своим посвященным. Встав, Оливио спрятал кулон за воротник, заложил руки за спину и принялся ходить по келье. Робертино взял со стола кусок лепешки и налил себе из кувшина. Молча стал жевать. Оливио сказал: