– Ну, идите, переодевайтесь, как дядя приедет, так и ужинать сядем, – сказал дон Дельгадо.
Джорхе полез в свою сумку, вынул маленький сверток:
– Кстати, чуть было не забыл. У меня тоже подарок есть, Аньес. Честно говоря, сам хотел сделать, да руки не на то научены… Не рискнул, заказал у лучшего мастера.
Аньес развернула бумагу, вынула золотую цепочку с подвеской из плоского нефрита, оправленного в тонкую золотую же рамку.
– Хм… Амулет? А что он делает? – она подняла повыше подвеску и принялась рассматривать переплетения золотой проволоки, из которой была сделана оправа.
– М-м-м… – Джорхе слегка засмущался. – Ты уже взрослая, вон какая красавица, так что такой подарок в самый раз. И еще он заодно от разных болезней защищает. И заряжен на четыре года, между прочим. Как придет время его перезарядить, нефрит побелеть должен.
– О! – Аньес чуть покраснела. – Спасибо. Очень, м-м-м, хороший подарок.
Дон Дельгадо вздохнул:
– И очень своевременный, Джорхе. Я устал уже за ней приглядывать и напоминать, чего делать, чтоб чего не вышло. Собирался уже сам ей амулет заказать в Корунье, а то нашему криворукому мэтру Суаресу я такие важные вопросы не доверю. Ну да ты молодец, сообразил. Теперь хоть спокойнее мне будет.
Аньес надела амулет на шею, спрятав его за вырез блузки. Жоан посмотрел на сестру так, словно впервые увидел, и наконец-то заметил, что из нескладного подростка, каким она была еще в прошлом году, Аньес превратилась в очень привлекательную девушку, причем прекрасно осознающую свою привлекательность. Так что братец действительно очень удачно сообразил подарить ей надежный амулет от зачатия – Аньес-то была истинной сальмиянкой, а значит, кровь у нее горяча, как вулканическая лава.
– Подозреваю, модные чулки тебе пригодятся не только чтоб позлить Лусию, а? – подмигнув, спросил он.
Аньес прикрыла глаза ресницами и чуть повела плечами – мол, понимай как знаешь. И сказала:
– Ну, вы отдыхать-то идите. Устали же, наверное. Там у вас прибрано и тюфяки с подушками перетрушены, и белье свежее сейчас принесут. А мы пока займемся ужином.
Комната самого Жоана на втором этаже осталась такой же, за год с прошлого отпуска ничего не изменилось: беленые стены, деревянные балки потолка, большой сундук под окном, икона в углу и два подсвечника по бокам от нее, в стену вделанные. На крюке под потолком – треснувший светошар, одна из первых удачных попыток Джорхе колдовать. Жоан первым делом взялся за шнур, спустил шарик пониже и потер. Несмотря на трещину, он засветился. Столько лет уж прошло, а заклятие держится хорошо. Паладин подтянул шар вверх и продолжил осматривать свою комнату. Две полки, на которых до сих пор стояли Жоановы школьные книжки, столик с засохшей чернильницей и перьями в деревянном стакане. Крашеные суриком полы и ставни, свежие тростниковые циновки, рама с мутноватыми от времени стеклышками в окне. На стене над кроватью, застеленной полосатым шерстяным сальмийским пледом – две волчьи шкуры, охотничьи трофеи. На другой стене – шкура вепря, трофей, которым Жоан, пожалуй, гордился больше прочих. Добыть вепря в одиночку, с рогатиной и ножом – это круто. Особенно если учесть, что добыл он этого вепря еще до того, как в корпус поступил. Та самая рогатина висела поперек вепревой шкуры, рядом – охотничий лук с колчаном, длинный сальмийский тесак и нож. И охотничий гномий самопал – небольшой, легкий, но довольно мощный. Еще до корпуса Жоан мечтал об охотничьем гномьем самопале, но такая роскошь была донам Дельгадо не по карману, так что когда он получил первый отпуск, то перед тем, как ехать домой, сходил в оружейную лавку и выложил старательно накопленные больше чем за полгода три с половиной тысячи реалов за отличный самопал, с серебряными насечками и большим запасом патронов, причем разных – и дробью, и с пулями, на птицу и на крупного зверя. В общем-то он ему был ни к чему, на охоту с ним в тот отпуск Жоан ходил только один раз, но уж очень хотелось выполнить свое давнишнее желание. Теперь паладин смотрел на этот самопал с мыслью – а не прихватить ли его с собой в поход в Планину? Подошел к стене, снял с крючков, проверил. Отец, похоже, самопал чистил и смазывал, так что тот был в полном порядке. Паладин закинул ремень самопала на плечо, застегнул. Проверил, легко ли его выхватить. Пожалуй, что можно будет и взять. С другой стороны... имеет ли смысл изображать настолько богатых путешественников? А с третьей стороны – Планина же. Там без хорошего оружия никуда.
Он повесил самопал обратно на стену, раскрыл сундук и, покопавшись, нашел свою прошлогоднюю одежду – короткие черные штаны, застегивающиеся на пуговички под коленями и на поясе, красный кушак, ремень, синюю рубашку с широкими рукавами и отложным воротником, кожаные браслеты-наручи на шнурках, белые нитяные чулки до колен, черный камзол-безрукавку и большой полосатый сине-красно-черный шерстяной плащ. И, конечно, черные кожаные туфли-эспадрильи с ремешками. Все в родовых цветах Дельгадо, а как же. Одежда немного пахла лавандой, но ее явно не так давно перебирали и проветривали. Чувствовалась хозяйственность Аньес. После смерти доньи Дельгадо пять лет тому назад Аньес начала вести дом и преуспела в этом. А еще она проявила отличную хозяйственную смекалку, так что с пятнадцати лет стала помощницей отца во всех делах. В отличие от дурака Микаэло, только и знавшего, что книжки про путешествия читать, пьянствовать, трахаться да приключения на свою голову искать.