Мартина сняла плед с кровати и принялась стелить свежее белье. Жоан тем временем надел эспадрильи и затянул ремешки на щиколотках. Сел на сундук, глядя, как сноровисто стелет белье Мартина, и особенно на ее округлый задок, выпирающий под складками полосатой юбки.
– А все-таки, в самом деле, с чего вдруг ты посвященной сделалась? – спросил он.
Не оборачиваясь, Мартина ответила:
– Да с того, что ты в паладины ушел. Знаешь, если б не это, мы б вполне пожениться могли. Кабальеро ведь может жениться на селянке, обычное дело. Я бы хотела стать твоей женой, а другого мужчины мне не надо. В мужья, по крайней мере. Ведь женился бы, а? – спросила она, обернувшись и глядя на него.
Жоан молча кивнул. Мартина отвернулась и продолжила, заправляя подушку в наволочку:
– Ну а раз ты сделался посвященным Девы, то, само собой, жениться не можешь. Ну вот я и подумала – а отчего бы мне тоже не стать посвященной? Уехала в Коруньяскую Обитель, пришла там к настоятельнице, она на меня посмотрела и сказала: годишься, Мартина, еще как годишься. Вот я там на целых два года и осталась, училась, посвящение приняла, а потом сюда вернулась. Священнице помогаю на праздники, ну и по прямым обязанностям. У меня здорово получается младенческие и женские болячки распознавать и многие лечить. Лучше нашего мэтра Суареса, между прочим… Ну вот, постель тебе я постелила… Жаль только, что завтра уедешь. Эх, и отчего Микаэло вместо тебя в паладины не ушел, всем бы лучше было. В корпусе б его уму-разуму бы научили.
– Не уверен, – Жоан почесал висок. – Боюсь, опозорил бы он наше имя и там. Уж сколько Дельгадо становились паладинами, но такого дурака среди них не было никогда. Ладно. Спасибо за постель, Мартина. И... ты бы к Джорхе наведалась. Как посвященная. Сдается мне, он очень уж распереживался. Прямо сам не свой. А нам в Планину ехать, надо, чтоб он в форме был. А не как сейчас – чуть бороду не выщипал и косу едва не оборвал в сердцах. И мантия не на те пуговицы застегнута.
Мартина кивнула:
– Да видела уже. Как раз вечером хотела к нему заглянуть. Не возражаешь?
– Конечно нет, с чего вдруг?
Еще раз стрельнув в него глазами, Мартина ушла. Жоан тяжко вздохнул, подумав немножко о том, как все могло бы быть, если бы он не стал паладином, потом махнул рукой и вышел из комнаты, столкнувшись с братом. Джорхе тоже был одет по-сальмийски, но Жоан его не сразу узнал вовсе не поэтому.
– Джорхе, ты это что с собой сделал? – очень удивился паладин.
Джорхе со вздохом потрогал свежевыбритый подбородок:
– Плохо, да?
– Нет, просто… зачем? О боги, ты еще и остригся! – тут Жоан заметил и то, что у брата больше нет его длинной мажеской косы, а неровно обрезанные у шеи слегка вьющиеся волосы торчат во все стороны.
Маг скривился:
– Ну не могу же я так вот в Планину переться! Сам же знаешь – как только там бы увидели мою косу, да еще и с бородой, так сразу же – «маг, держите его!!!». Нет уж, лучше поберечься. Ты б, кстати, меч свой не брал бы по той же причине. А ну как опознают в нем паладинский?
– Нет, ты что. Как же я без меча?
– А вот так. Лучше не рисковать. Заметь, медальон же я тебя не прошу снять, хотя свой-то я сниму, – Джорхе пощупал обкорнанные волосы и опять скривился:
– Ну попадись мне только Микаэло. Я его налысо постригу и побрею «Фейской цирюльней» за это. Мне ведь, Жоан, еще коллегам врать придется, как это я без косы и бороды остался. И правды ведь не скажешь! Особенно если без шума нашего дурака не получится вытащить...
Жоан критически оглядел новую прическу брата:
– Да-а… ты это, вечером Мартину попроси, чтоб тебя подстригла по-человечески. А насчет коллег… Неужто нет никакого заклятия, чтоб быстро волосы отрастить?
– Есть, конечно. Но штука в том, что они отрастут везде, где у человека растут волосы. И в паху тоже.
Паладин представил себе эту картинку и не выдержал, засмеялся. Джорхе обиженно на него глянул, но тоже захихикал. Отсмеявшись, махнул рукой:
– А, черт с ним, придумаю что-нибудь. Лишь бы удалось нам из Планины вернуться и дурака нашего оттуда забрать. А там я его точно постригу и побрею, а потом в статую на месяц превращу.
– Сначала я ему крепко люлей навешаю, – Жоан сжал и разжал свой немаленький кулак. – Вот же ж покарали нас боги, не дав нашему братцу ума, но дав при том огромное шило в жопе.