- У меня мальчишки отобрали старый, а Стас сказал, чтоб я не плакал, и отдал мне свой. Сказал, всё равно бы выбросил сегодня. А правда, что на Малой Набережной телефоны швыряли?
Девушка вздрогнула, её будто ударили током. Телефон задрожал, вырвался из её руки и, упав на асфальт, разлетелся на части. Бросилась собирать, не замечая уже ни Димку, ни Гришку - никого, а в голове билась лишь одна мысль: "Это звонил Сорвил. Это звонил Сорвил. Это звонил Сорвил".
Все веснушки были собраны, они не спешили никуда бежать, все спокойно глядели на Натку, смотревшуюся в зеркальце. Она поправила растрепавшиеся волосы, улыбнулась самой себе, дерзко с вызовом. Теперь всё было здорово, потому как ни о чём не приходилось жалеть. Тонкую паутинку морщинок на лице можно и не замечать. Если Горавски захочет, то вернёт ей прежнее лицо. Она ведь примерная девочка, правда? А если останется такой, то и в палате Гром будет неплохо жить.
Стас открыл лохматый, бледный, невыспавшийся. Видно вчера ему выдалась ночная смена. Натка бросила парню банку пива, но тот не подхватил её, и она бесполезно свалилась в коридор.
Стас поднял подругу детства с грязного пола, понёс в зал. Та упиралась, пыталась вырваться из его рук, потом начала шептать в ухо Стасу бессвязные слова, чуть не задушила его, впившись ноготками в его шею.
- Я тебе звонила, - рассмеялась Натка, - что, опять телефон потерял, дурачок?
Оказавшись на диване, девушка не захотела спокойно спать. Сегодня нужно было на что-то решиться, иначе Сорвил так и будет смотреть на неё как на девчонку.
- Я тебе звонила, - повторила Натка, уже настойчивей с капризными нотками в голосе. - Что, опять телефон потерял, дурачок?
Стас будто и не слышал её. Пошёл в свою комнату, вернулся с подушкой и покрывалом.
- Не хочу спать, - её голос съёжился, стал похож на крик младенца, - отвечай на вопросы ты, мужчина!
Парень поглядел на неё, но не раздражённо, а виновато.
- Скажи, какое тебе дело, что сталось с моим телефоном? Он в хороших руках и ладно... Ты прости, когда я сонный, то злюсь на всех подряд без разбору. Так что лучше тебе сейчас со мной не разговаривать.
Но сейчас Натку сложно было унять. Она отбросила в сторону подушку, начала торопливо освобождаться от одежды. Получалось у неё плохо: пальцы путались в пустоте, пуговицы казались кирпичными валунами, которые нужно было передвинуть.
- Раздень меня, - приказала она.
Стас повиновался с каким-то внутренним трепетом. Пальцы его дрожали, когда он прикасался к Наткиной джинсовке. Девушка следила за ним с тайным злорадством и, наконец, взорвалась.
- Давай! Покажи, что ты мужчина! Трахни меня! Трахни, кому говорят! Что, не можешь? Не можешь хрен свой собачий из трусов высунуть! Тогда и любить меня ты не достоин! Найду другого воооот с таким членом!
Парень молчал. Пройдёт лет сто, а он так же будет стоять рядом и оберегать Наткин сон. Ничего не изменится, только многие люди выпадут из её жизни, многих она отбросит сама.
- Я боюсь, - пробормотала Натка, когда они добрались до засохшей яблони. Ещё идти далеко, а Ретли не сможет их сдерживать долго.
- Бойся, - он докурил сигарету, выпрямился, - ты за меня бойся, а то за тебя я боюсь, а кто за меня будет?
- Ты знал Стаса? - вдруг спросила девушка, - я тебе и в палате про него говорила. У тебя с ним есть что-то общее...
- Ерохин? - сразу же вспомнил он, - этот парень погиб возле баррикады защищая какую-то случайную девушку. И была вроде не из наших, просто заплутала. И ведь всё равно зря - конечно, её убили потом. Парень, пожалуй, её любил. Его я знал немного - славный был человек.
- Ааа, - Натка напряглась, видимо попыталась что-то вспомнить, но уже не смогла, - А может так быть, что это не он умер, а мы?
Мир был мутным и нечётким, и лишь фигура Стаса с гитарой в руках казалась вечной. Натка пошевелилась, выдохнула из себя вчерашний воздух, закашлялась, но парень даже не шевельнулся.
- Что, глупо я себя вела вчера? - слова вышли вместе с отжившим воздухом, нехотя полетели на свет.
- Нисколько, - ответил Стас, перебирая струны гитары, которая только бесполезно хрипела, визжала, а порой выдавала такой жалобный стон, что уши закладывало. - Потом придут люди, которые будут вести себя ещё хуже. Но мы будем их любить или... как же это правильней сказать?...
Расстроенная гитара снова виновато взвизгнула.
- Или ненавидеть, - подсказала Натка, закрыв ладошками уши.
- Это одно и то же, - покачал головой Стас, - мы будем учиться сохранять себя среди них, так лучше. Тебя не тошнит?
- Ещё рано, - вздохнула она, - всё самое ужасное впереди.
- Так Сорвил сейчас с Зелёнкой? - безразлично произнесла Натка. Её лицо медленно стекало с листа этого мира. Потом она будет каждую минуту смотреть в зеркальце и глядеть, не начали ли стираться её веснушки, не пора ли искать их на полу.
Оставшееся после дня солнце торопливо исчезало. Можно было идти на ночную распродажу в Маус-хилле. Катя почему-то много молчала, отвечала нехотя, выдавливая из себя слова по капле. Видно ей было неловко из-за того, что выходит за Валерку, а Натка снова остаётся на бобах.
Добрались, поймав битком набитую маршрутку - сегодня все спешили на распродажу. Маус-хилл - огромный гиганский куб торчал на самом краю города. Позади него темнел тракт, лишь изредка вспыхивая огоньками фар. Луны не было. Стояла тяжёлая душная ночь. Они вошли и сразу же пропали из этого мира, ухнув в беспорядочный людской поток.
Свечи горели не на всех этажах. В тени продавцы казались уродливыми великанами, обвешанные одеждой они напоминали ещё и медведей, скрывающихся в своих берлогах. Сегодня никто не зазывал покупателей, сегодня их и так было больше чем нужно. Они сталкивались в темноте, наступали друг другу на ноги, повсюду то и дело можно было услышать матерок. Натке хотелось вообще ничего не слышать. Лицо её в полутьме совсем потерялось, порой Кате казалось, что она идёт рядом с призраком.