- Просто читай чужие письма и не стесняйся, - Натка смотрела на него озорно, совсем по-детски, видно узнавая чужие секреты, она их никому не передавала, а вбирала в себя, точно ребёнок, случайно увидевший своих родителей в постели.
Гришка дотронулся до её огненных волос и отдёрнул руку.
- Стесняюсь, - вздохнул он, - стесняюсь даже прикоснуться к тебе. Если бы я случайно прочитал какое-нибудь твоё письмо, то наверное, сразу бы умер.
И ещё ты понимаешь теперь, что не умер, встретил хорошую девушку и счастлив с ней. А я, наверное, всегда останусь для тебя ребёнком.
- А вот гляди, - быстро ложились буквы на асфальт набережной, даже ни одна волна не успела нахлынуть. "Гришка", - написала Натка мелом. Видно для неё так просто дорогую вещь спрятать и сразу же позабыть о ней. - Вот оно, моё письмо. Прочитал? Не стыдно?
- Как дворняжку, - смог лишь выдавить Самукьянец. Ничего больше из письма он не понял.
Твой друг, Натка. (Даже через много лет я останусь той же!)
Ветер бил его в лицо, вырывал из головы последние слова. Ему не стоило читать это письмо. Только вот богов разгневал, а пользы никакой.
- Да, это очень непонятное письмо, - согласилась Натка, глядя на свою запись, - Кто ты, Гришка? Почему ты такой странный? Ты мне всегда кажешься... чудаком, но почему-то иногда я ощущаю, что лишь на тебя и могу положиться. Ты... надёжный.
- Всегда, - отозвался Гришка, - нужно на кого-то надеяться. Хотя бы на богов.
- А вдруг тот, на кого мы надеемся, плачет тоже? Вдруг он ничего не может сделать и сидит, свесив ноги с облака, а люди приносят ему дары, восхваляют его, считая всемогущим. А тот до того разбух от этих даров, что и шагу ему ступить лень. Как надеяться на таких?
- Может, мы лучше? - пожал плечами Гришка и ничего больше не ответил. Ветер наваливался уже со всей силой, пытался отнять у него это письмо, словно догадывался, что оно адресовано другому. Но "Гришка" держался, вцепившись в асфальт. Потом это письмо прочитает много людей. Появятся приписки и явно нецензурные продолжения. Только Натка в этом будет не виновата. Нельзя винить человека, чьё письмо адресат так и не прочитает.
Прости, Стас и пойми меня. Пожалуйста.
ерохин
Он никого не желал понимать. Смотрел на девушек с колясками недоверчиво, равнодушно цедил сквозь зубы.
- Они нам не помогут. Они испугаются революции. Пока эта власть даёт им чёрствую корку, они будут целовать ей руку в страхе потерять и её.
Гришка смотрел на своего школьного друга с удивлением. Неужели и Ерохин сломался? Возможно ли это? За время, которое они не виделись, Стас стал злее, увереннее в себе, решительнее. В глазах всё чаще играл озорной огонёк, потом Гришка обнаружит такой же в глазах Лизы. "Нет, - наконец, определил для себя Гришка, - если Стас сломался, то я тогда вообще умер".
- У каждого свои сопли. И одно лекарство, как ни крути, всем не подойдёт, - Стас оглядел Гришку, будто бы увидел его впервые. - Ты говоришь, Трон делает из всех вас идеальных людей? Но что делать таким людям на баррикаде? У них по идее и так всё хорошо, зачем им тогда бороться?
- Ради счастья других людей, - неуверенно проговорил Гришка, - чтоб все стремились стать как они... как мы.
- А кто ты такой, чтоб я тебе подражал? - Стас хотел произнести ещё что-то грубое, но передумал. На миг его лицо просветлело. - Я храню твою подушечку. Много кому успел ещё подарить?
- Чёртову кучу, - отозвался Гришка и погладил себя по заросшим щекам. - Борода-то растёт.
Они встретились на набережной, не уговариваясь раньше, не созваниваясь, просто для них обоих это место значило что-то важное в жизни. Мальчик запускал змея, по асфальту рваным пёстрым полотном растеклись голуби, река лениво плелась, собирая по дороге брошенные монеты. Гришка наморщил нос, поймал солнце, чтобы чихнув, отдать его разбитым, расколотым на сотни звенящих монет, пусть поспешит река, чтоб все их собрать. Может, тогда и мысли в голове у Гришки зашевелятся.
- Я думаю вывести людей на улицы, - то ли самому себе, то ли всем подряд произнёс Ерохин, - рабочие сажевого завода, бетонки, учителя... Да, они сейчас не готовы на что-то серьёзное, но пусть хотя бы выйдут протестовать. Раньше стояли на коленях, теперь сидим на задах, но суть одна - людям надо подниматься.
Даже Стас не знал тогда, на что будут способны эти люди и чем этот мирный протест может кончиться. А может, и знал, да не хотел Гришку пугать раньше времени. Всё равно потом все напугаются снова.
страх
Показать машине большой палец. Да, пусть не думает ехать, пока он не пройдёт. У него найдётся на неё своя игрушечная машинка. Голуби... Над ним и в нём. Сколько их было? Сколько осталось? От возникшей вдруг пустоты становилось страшно, словно в один момент кто-то железными клещами из него вытащил душу.
Волосы вымыть пивом, обтереться спиртом и идти вонять для других. Это будет акция против пьянства. Гришка радовался тому, что смог что-то придумать, легко подпрыгнул как мальчик, и снова, потеряв душу, рухнул на асфальт. Больно.
А ещё можно пойти по центральной улице и справлять нужду у всех на виду, демонстративно бросать повсюду мусорные пакеты. Может, тогда кто-нибудь поймёт, что город загажен и виноваты в этом вовсе не те, кто вышел сегодня протестовать.
Стас смеялся, когда всё это слушал. Он и протесты Трона не воспринимал всерьёз, называл их игрушечной войной. Гришка упорно защищал своего "сверхчеловека". Просто не будь Трона, Гришка сошёл бы с ума на своей голубятне.
Страх прокрался в него, когда Гришка допрыгал до конца аллеи. На оживлённом пешеходном перекрёстке смазливый неказистый на вид мужичонка в дорогом костюме колотил пацана. Никто не вмешивался, прохожие старались побыстрей пройти этот перекрёсток и скрыться с глаз, утонуть в глухих подъездах и радоваться, когда дверь за ними закроется на два оборота. "Вот и пробуй с такими устроить революцию, Стас. Они же только ради своего спокойствия приглушат, пришибут твой звук. А может, и тебя с ним заодно".