Мальчик мало что знал о деревенской жизни, потому мог только предполагать. Но он не учёл, как быстро может побежать время, задыхаясь, будто за ним гонятся собаки, норовя в любую минуту свалиться, откинув в сторону циферблат. Пройдёт ещё несколько дней, и Колин поймёт это, когда в голове постоянно будет звенеть будильник и не останется времени для того чтобы собрать недостающую сумму на операцию.
По рассыпанным пятачкам побуревшей травы он выбрался на заброшенный участок автодороги. Нет, просто небрежно заасфальтированный пятачок, на котором прежде разворачивались автобусы, а пассажиры нетерпеливо поглядывали на часы. Когда-то здесь, наверное, продавали сигареты, теперь от киоска осталась только вбитая в землю плита. За ней ещё просматривалась тропинка, которая вела в кусты. Он пошёл по ней, но скоро забрёл в такие дебри, что лучика света было не поймать. Ветка стукнула его по левому виску, тот привычно заныл. Новый тревожный звонок - это время поджимало его изнутри, терзало своими стрелками, кружило, заплетая мысли. Потом, он придёт сюда, когда чёртовы деньги будут собраны. Впереди километров пять до дома, к концу пути в башке будет настоящий трезвон.
Но прежде чем заглушить его крепким двухчасовым сном Колин заглянул в голубой домик. Стукнул три раза в дверь, девочка открыла, жестом показала на кильдым, значит, можно было пройти туда, но не дальше. Наверняка её матерята были дома и бесновались, не умея поделить это маленькое, почти игрушечное строение.
- Ещё много? - нетерпеливо прошептала она, не дожидаясь его новостей. Мальчик ничего не ответил. Надо отдышаться, а потом, глядишь, Оки поймёт его, и говорить ничего не придётся.
- Я украла у брата пятьсот рублей, - сообщила девочка. Наверное, Оки было слышно во всём доме, да только она плевала на это. - Зачем ему? Всё равно пропьёт. А тебе сейчас каждая копейка... Опять топал пешком?
На этот раз молчать он не мог.
- Совсем скоро придут счастливые времена, - Колин оглядел неприветливый кильдым, заглянул в окно, покрытое пылью, и ничего за ним не увидел, - Кондукторов не будет, никто не сгонит меня с площадки, обвинив во всех смертных грехах. Да и грехов-то этих на всех нас пары штук не наберётся. Никому не придётся мёрзнуть в автобусах. Да и в жизни тоже.
- Опять весь день пробегал впустую, - догадалась девочка, - наверняка ноги себе в кровь разбил.
- Нет, не то, - вздохнул он, устало привалившись к дверному косяку. - Меня нигде не берут. Говорят, что не имеют права, а кто-то предлагает смешную зарплату, чтоб только отвязаться. Мне же не на сигареты или наркоту, мне действительно нужно! Хотя, хотя, те, кто ищет наркоту, наверное, думают точно также. Но, чёрт возьми, ты как? Матерята не достают?
Кто бы ни была для него Оки, он не может показаться перед ней слабым. Ей самой-то несладко живётся, каждый день дома выслушивает болтовню матери и ругань братьев. Он бы на её месте давно сбежал бы оттуда.
На её месте. В том-то и дело, что место у него своё. И с него просто так не сбежишь, показав всем нос.
- Ты же ничего не ел! - всплеснула руками Оки, видно заметив, что он едва стоит на ногах. Её серые глаза беспокойно забегали.
- Знаю, чем ты меня можешь накормить, - улыбнулся мальчик, - килограммами губной помады.
- Я сейчас принесу, утащу что-нибудь из холодильника, - решилась Оки, но Колин остановил её.
- Не надо ничего воровать, - он вспомнил вчерашнее предложение Шкитуна - надо же было тратить время, чтобы слушать эту жадную до денег скотину - и поморщился, - таскать грязные сотни... даже ради меня.
Пятьсот рублей жгли его карман. Потом он пожалеет, что не вернул их. Ведь именно с той мятой бумажки всё и покатилось колесом.
- Что с ним делать? - услышал он испуганный шёпот, - этот псих хотел оторвать ножку у кровати, и... глаза у него были звериные.
- А что делать с нами? - возразила Лиза, отбросив свою тетрадь, в которой что-то писала, - думаешь, мы лучше? Мне иногда хочется всех вас придушить за тупость.
С ним случались не в первый раз приступы помешательства, но сейчас всё было куда хуже. Он сначала угрожал им, потом набросился на Ретли, а когда тот оттолкнул его, попытался разломать кровать, чтоб разделаться со всеми.
- Надо обратиться к Горавски, - неуверенно проговорила Натка, - он всё-таки врач. И может объяснить, что происходит.
- Да, он посоветует, - немного поразмыслив, выдала Лиза, тщательно отделяя слова друг от друга, будто бы пытаясь уберечь их от здешней глухоты, - что нам лучше жить, как зверям в клетке. Каждому оборонять свою койку до последнего вздоха. Кругом враги, и за этими стенами и в них, и в нас самих. Только в палате теперь мы в безопасности, забыли? Главное не потерять бдительность, как сегодня, и сможешь проваляться здесь хоть тридцать лет. А что? Тебе, Ретли, по-моему, в кайф. Ты здесь столько романов напишешь, что потом следующие пациенты ещё тридцать лет и три года будут ими зады подтирать.
Донован пробубнил что-то, но не поднялся и не стал возникать. Видно решил, что хватит на сегодня. Связанный Влад старался не шевелиться. Ему надо было запомнить эту речь, на случай будущих расспросов, но он не мог собрать в себе слова. Во рту его лепились бесполезные звуки, изредка выбрасываясь наружу короткими хрипами.
- Хуже Гришки бурчит, - проговорил кто-то раздражённо, - может и вправду лучше сообщить. А то спать надо. Мне мешает это чмо.
Он не мог вспомнить имени говорившего. За последнее время их палата наполнилась до отказу, Горавски приказал поставить две новые койки. Эти больные не желали ни с кем знакомиться, держались обособленно, отмахивались, если их начинали расспрашивать. Даже Влад с трудом узнавал скупые сведения о них.
- Не уймётся сейчас, сам встану, его заткну, - вторил другой голос, похожий на первый, за которым Влад не угадывал человека. Трупы. Здесь повсюду лежат говорящие трупы.