Там собралось много людей. Они ворчали, недовольно шевелились, уворачивались от подхваченной ветром газеты. Мужичонка, засунутый в большое пальто, что-то верещал собравшейся толпе, но слова разлетались, клочьями липкой бумаги, мокрыми съёжившимися буквами. Колин поймал газету, скомкал её в шар и прислушался. Да, точно, новости всё те же, ничего не изменилось. Вроде бы кто-то сказал, что сегодня пасха, но это ещё надо проверить.
- Идёт! - прошипел кто-то, и все как по команде напряглись, отбросив в сторону жёваные разговорчики.
- Выстраивайся в цепь, - командовал мужичонка, - стопори его!
Они вышли на пустую грязную дорогу, пропадающую в серости неба. Дрожащие пальцы их нащупывали ладонь соседа, чтоб хотя бы погреться эти несколько минут, взять как можно больше общего тепла, разбросав его по своим остывшим телам. Водитель, поняв, что не удастся их объехать, остановился чуть в стороне. Толпа подбежала к автобусу, гогоча и улюлюкая. Каждый хотел занять место у окна, да ещё чтоб печка ноги грела. Водитель осторожно показал голову из окна, не торопясь открывать двери.
- Я еду в гараж. У меня график, - извиняющимся голосом проговорил он. - Христос воскрес.
- Нет, ты едешь по маршруту, - сказал, ёжась, мужичонка. Он не знал, что делать дальше и ор позади как-то быстро утих. Никто не знал, как ему поступить и кивал на соседа, а тот прятал руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу. Вместо слов слышалось уже болезненное хмыканье. Каждый скрывал за пазухой не камень, а застарелую зимнюю грязь. Водитель прогудел неторопливо, рваными звуками разгоняя людей обратно к липким бессвязным словам. Воистину воскрес, ребята.
Колин отбросил в сторону газету, вздохнул и по старой привычке поплёлся пешком. Всё равно следующий автобус придёт через час, если не позже. Ребята не станут так долго его ждать.
С Гришкой он столкнулся в коридоре, который освещали тени от тусклых ночников. Медсестра спала за своим столиком, и Влад поморщился - непорядок. Какая-то новенькая, ещё не знает, как тут всё устроено. Ещё и похрапывает, не стесняясь - дура. Узнает - наверняка отсюда убежит.
Если успеет.
Он бы пропустил Гришку в палату, да тот был какой-то странный, не пускал пузыри, не гундел, отгоняя злых духов, а лишь вздыхал и разбрасывал по коридору бумажных голубей.
- Они хотят выгнать меня, - вроде и хотел пройти мимо, да в последний момент уставился на Коринца, - думаешь, могут?
Влад мог бы сказать, что они хотели с ним сделать, да только Гришке от этого лучше бы не стало. Когда тот был идиотом, с ним особого труда не составляло общаться, сделал ему бумажного голубя и стал другом навеки. Сейчас Самукьянец растерял всех своих птиц, и теперь они больше не вернутся к нему.
- Что он сказал тебе? - вряд ли Горавски станет сдавать его, но вдруг? Может, их с Гришкой хотят проверить? Тогда придётся заставить этого идиота замолчать. Да, он сможет. Он ведь не ссыкло.
- Не бойся, Влад, - Гришка печально улыбнулся, можно было рассмотреть две крохотные слезинки в углах глаз. - Ты здесь будешь долго.
Это не слишком-то радовало. Превратиться во что-то подобное старой вещи, которую брезгливо обходят, случайно наткнувшись в тёмном уголке шкафа, но не могут выбросить - жалко. Но он хотя бы не сдохнет. И на том спасибо.
Сегодня Горавски слишком быстро отпустил его, даже не стал выяснять, почему Лиза порвала с Ретли. Это насторожило - сам Влад заподозрил, что девушка склоняла Донована к побегу. Если такие серьёзные вещи их не интересуют, он будет рассказывать, как Гришка ковыряется в носу.
Когда Влад вошёл в палату, то уже почувствовал беду. Кровать Лизы была пуста. Может, она срочно понадобилась Горавски, может, забилась под кровать и спит там с Ретли в обнимку, но Коринец знал, что это не так. Ни с кем не здороваясь, он ворвался в свою каморку. Да, конечно, она была там. Сердце подпрыгнуло вверх, потом одурев от своей прыти, рухнуло куда-то к желудку. Ощутил во рту противную горечь - это страх прилип к гортани. Эта шлюха хочет утащить Колина от него. И всегда хотела.
- Колин, - быстро-быстро шептала Лиза, - почему ты стал таким? Ты ведь был первым учеником в классе. Посмотри на меня. Это ведь ты нарочно делаешь для них. Я понимаю тебя, но так вечно нельзя.
- Оставь его, - нужно было срочно донести Горавски про этот диалог, но сил уже не осталось. - Он не виноват в том, каким был. И попали мы сюда не за это. Просто шестеро неудачников оказались в одно время в аду. Здесь никто не спросит с нас за прошлое. У всех оно стёрто.
Но Лиза, единственной в палате, которой было что помнить, упрямо тряхнула головой.
- Разрушенная церковь, - отчётливо проговорила она, будто вспоминая что-то недавнее светлое, ещё не исказившееся в палатной тьме. - Это же один из ориентиров. Как ты можешь не помнить её?
До деревни они добирались через лесок, минуя избитую дорогу, чтоб слишком не светиться. Впрочем, эти предостережения были излишними, чёрная будто бы вырванная из земли полоска одиноко тянулась через заброшенные поля, никто не решался проехать по ней в такую грязь.