-Я потом к бабе Вове. У ней никого-никого нет, даже продукты некому купить. Ходит там какая-то, продаёт вчерашний хлеб втридорога.
- Так это баба Вова и есть,- я выдохнул липкий дым. Липа закашлялась, помахала миниатюрными, какими-то игрушечными ладошками. - На самом деле по прописке я живу там в твоём районе и всех знаю. Они не меняются, просто проходят, а на их месте оказываются другие, даже лица порой совпадают.
Зря эта дура приехала сюда искать идеальных людей, ловить припадочную мечту. Здесь, как я уже понял, жили лишь ветхие люди. На первом этаже существовала безымянная бабка с козлёнком. Вонь стояла на весь дом, на звонки и стук она не отзывалась, на угрозы старшей по подъезду вызвать ментов козлина блеяла на весь дом. Наверное, плохо было безвылазно сидеть в четырёх стенах и не иметь даже маленькой надежды выбраться из своей старости, наступившей с рождения.
- Трон сказал, ты не подходишь, -извиняющимся тоном проговорила Липа, -привычки слишком... дурные. Ты мне нравишься, но... ты понимаешь.
- Некогда было учиться равновесию, - отозвался я, предложив девушке чай, мило улыбнувшись. Разочарования не было, я понимал, что до идеального человека мне далеко. Может, пожилая пара на втором этаже сможет её заинтересовать. Там жили благообразные бабушка и дедушка, они ни с кем не спорили, ничем не интересовались, по вечерам смотрели новости и негромко их обсуждали. Пусть Трон устроит президиум идеальных и посадит их туда. И неважно, что они не хотят перемен, важно, что перемены захлестнут их, заставят дрыгать руками и ногами. Большинство потонет, но возможно кое-кто и научится плавать.
- Но ты ведь не будешь на меня сердиться? - Липа улыбнулась, отхлебнула чай, -Мы ведь и так можем видеться у Ерохина, Карпатова да и на разных акциях. У тебя ведь есть старый телефон, которого было бы не жалко? Мы скоро освобождаемся от ненужных гаджетов, переходим к живому общению. У тебя тоже есть шанс!
Эти наманикюренные пальцы... Такими не выцепить революцию, только ходить по квартирам и предлагать никому не нужные брошюрки, увеличительные очки и средства для похудения.
- Мне жалко, - отозвался я, - потому приду и выброшу. Освобождение не может быть безболезненным, иначе, что мешает тебе сейчас оставить свой телефон в моём чёрном пакете? Вынесу мусор утром, не переживай.
- Трон может позвонить, - смутилась она, - а ты вдруг ответишь, и он поймёт не то, что нужно.
- Ты ведь встречаешься с другим парнем? - поспешил напомнить ей я, - этим сумасшедшим писателем. Вот за него бойся, а с Троном мы уж как-нибудь разберёмся. Говоришь, идеальные люди? Не знаю даже, кого вам ещё посоветовать...
Моя соседка с третьего этажа работала в управляющей компании бухгалтером. Политикой не интересовалась, сразу же начинала махать руками, когда пытался что-нибудь ей объяснить. Встречалась с молодым директором девятнадцатой гимназии, что в центре, как этому упитанному хрену хватало терпения провожать в такую глушь свою избранницу, я не знал.
- Ты теперь... живёшь так далеко,- Липа поднялась с места, отставив недопитый чай. - А у нас в городе, маньяк объявился, знаешь ведь. Не хочу, ну попасться ему. Потому побегу.
Наверное, нужно было проводить её хотя бы до остановки, да только не хотелось встречаться с соседями, выслушивать их однообразные правильные реплики о капитальном ремонте, уборщице лентяйке и перемене погоды. В моё окно, путаясь в воздухе, подгоняемый очередным припадком ветра заглянул странный, почти жёлтый голубь и, словно бы удивляясь, что смог взлететь так высоко, ухнул вниз за очередными дарами местной помойки.
Лиза взяла подушку, заметила, что пальцы дрожат, обругала себя в сотый раз тварью. Ей очень не хотелось делать это своей, но Ретли отчаянно вцепился в пухлую спутницу, согревающую его сегодня, и что-то бессвязно мычал. По грязной наволочке текла слюна, открытый правый глаз Донована подрагивал. Он ничего не видит, сейчас во сне его одолевают сочные девчонки, ему не до тебя. От прелой духоты захватывало уши, сухой шёпот прошлогодних листьев бился в её виски. Неужели я не смогу? Жасмин-Бурдынчик смеялся над ней, это он в углу похрустывает забытые Владом чипсы. Дядя Ми лежал в тёмном углу, лёгкий, прилипающий к ладоням лунный свет не мог дотронуться до его души.
Подошла, шатаясь, будто пьяная, три шага до койки дяди Ми получились тяжёлыми, долгими, оторвать ноги от пола она не могла. Санитары уже бегут за мной, все давно уже слышали мой страх, сейчас включится свет и сон рассыплется на мелкие бусины. Сердце стучало глухо и виновато, проснувшаяся мошка на стекле отчаянно звенела. Дядя Ми будто бы хотел сказать, давай, смелее и не мог, лишь воздух над ним тонко подрагивал, холодил её руки, цеплялся за пальцы со следами давнишнего маникюра.
Я ведь помогаю ему освободиться. Он всё равно ничего уже не может понять.Ей казалось она стоит над чужой кроватью всю жизнь, стараясь не глядеть на него, не слушать его обвиняющее молчание. Краем глаза она заметила, как Ретли кусает угол подушки, из его остекленевшего глаза вытекала слеза, пропадая в темноте сна. Я ведь избавляю от мучений не только его, а всех нас. Посапывала за перегородкой Натка, где-то, среди завалов книг, пылились Влад с Колином, видели донкихотовские сны. Только ей сегодня повезло углядеть кошмар, отдаваться ему со всей страстью и не решаться проснуться. Подушка приросла к её пальцам, в ней прятались души тех несчастных, кто ночевал на ней. Они шепчутся, да шепчутся. Какой тяжёлый потолок, как больно от колючего звона в ушах. Она упала вместе с подушкой на дядю Ми, словно сама лишилась в один момент дыхания. Хотелось закрыть глаза и давить, давить, представляя себе тёплое южное море, жаркий виноград или на худой конец старое здание спортзала в пыльном бараке, куда она ходила подростком. Прошла ещё одна вечность и пальцы её перестали дрожать. Подушка отправилась в кровать Ретли, пусть помилуется дурак сегодня с двумя бабами, помнёт чёрное, липкое тело убийцы. Сама же направилась к Натке в женский уголок и тут же провалилась в тяжёлый, опустошающий сон, который потом было не вспомнить.