- Мама Мантакаша - неплохое кафе, там мы часто собираемся небольшой компанией, - Ерохин никогда ничего не предлагал прямо, но Лиза поняла, что её приглашают пожрать.
- Как оно ещё не треснуло, - они зашли в полупустое в утренний час кафе, Стас заказал мороженое и горячий кофе. "И здесь впадает в крайности", - подумала она, не решаясь признаться даже себе, замерзает она или разгорается всё сильнее.
- Меня, знаешь, никто раньше не приглашал просто так посидеть, - призналась Лиза, когда принесли мороженое, - всё как-то на скорую руку, вьетнамка, лаваш, шаверма. А потом снова - запись, репетиции, концерты, хрустишь звуками, оскомину набиваешь, что съел в обед уже и не помнишь. Так и жизнь проходит, упираясь в киоски быстрого питания.
Ерохин рассеянно слушал, порой прикрывая рот ладонью, чтобы вволю позевать. Сегодня он устроил ночную одиночную акцию протеста у здания правительства. Лиза не понимала, зачем это надо. Ну, днём, когда там хоть люди есть, это может привлечь внимание, а ночью там кого - охранников что ли пугать?
- Эта акция за то, чтоб окраины города были освещены, - рассказал Стас, когда Калитина встретила его утром и они пошли развеяться, - сама ведь наверняка деревья лбом по вечерам бьёшь.
- Ещё и кресты, у меня там кладбище заброшенное по дороге на остановку, - улыбнулась Калитина, - но ты заходи в гости, если не боишься, конечно.
- У правительства страшнее, сотни комнат, а пусто и мертво, - Ерохин вспомнил огромное тяжёлое здание с дрожащими угольками сигнализации, вздрогнул, - даже дыхание замерзает.
Тебе там холодно было? - Лиза приготовила ему термос с горячим кофе, Ерохин улыбнулся, огоньки благодарности заиграли в его уставших глазах, - Ещё ведь зима и ещё с реки воздух идёт холодный.
-Пойдёт, - Стас отхлебнул кофе, поворочал головой, пригладил ладонью длинные волосы, - я ведь там ходил вокруг, даже по лестнице как воробушек прыгал. Там светло, хоть книжку читай. Сперва Оки со мной долго стояла, уходить не хотела, потом я её прогнал, она совсем ребёнок, окоченела, носом клевать стала. Сказал, что пикет у меня одиночный, а если менты увидят, что вдвоём, то могут и забрать. Соврал, я, собака, иначе она не ушла бы.
Принесли мороженое, тёмные рожки с лёгкой шапкой сиропа сверху.
- Только не усни, - легонько толкнула его Калитина, когда Стас уже минут пять, закрыв глаза, развалился на убогом кафешном стуле, - рассыпаешься на части. Давай я тебе спою какую-нибудь озорную песенку из наших.
- Давай в парке? - Ерохин открыл глаза, встряхнулся, серое пыльное его лицо было похоже на видавший лучшую жизнь футбольный мяч, - Может, тогда я тебе подпою. Голос вроде цел.
- Ну, пошли скорей, если так, - поднялась с места Лиза, но Стас улыбнулся и показал ей на мороженое.
- На вафельном рожке съедобный микрочип - прежде чем съесть, проведи тут, выпадет бесплатный второй рожок, - объяснил Ерохин, сухие бессонные глаза его потеплели, - погрызём сухой сладкий холод и двинем.
- А с помощью второго нельзя выудить третий? А потом четвёртый и так до бесконечности?
- Нельзя, - улыбнулся Стас, - Иначе мы все умрём от переохлаждения. Весна только началась, не стоит кормить её льдом.
В парке играло одинокое радио, рвался с веток его опустошающий шум. Словно старая галка, прятался между деревьев ЗИЛ пенсионер. Тихо степенно ходил он по улицам, дворам, парковым аллеям, собирал снег, ждал своей измученной механической душой, когда его спишут за ненадобностью и дадут вволю отдохнуть на заднем дворе автопарка.
- Давай угадаю, кто это поёт, - Ерохин стал насвистывать лёгкую мелодию, вторя рваному рассеянному звуку из старенького репродуктора.
- Это одна из двух песен, которые у нас взяли на радио, - смутилась Лиза, - ничего особенного, на самом деле. Мне больше нравилась "Гаснущие с рассветом", но она длинная, сказали неформат.
Кружился над ними ранний воздушный змей, словно призывал лето своими яркими красками. "Какого-то древнего ребятишку сюда занесло", - подумала Калитина, скользнув взглядом по тонкой почти незримой нити убегающей на соседнюю тропку.Змей скоро набрался холодного утреннего воздуха и обмер, дёрнулся, пытаясь противиться надвигающейся тяжести, ноне справившись с порывом холодного, совсем зимнего ветра, рухнул в кусты.
- А мы ведь любим, - неожиданно отозвалась она после нескольких минут молчания, когда зимний всхлип ветра вырвал у них голоса, заставив даже бодрое радио неприлично шептать.
- Кого любим? - осторожно проговорил Ерохин, собирая рассыпавшийся по аллее свежий снег.
- Этот город,- проговорила Лиза, - хорош он, скотина эдакая, хоть и грязен, и воняет. Мне кажется, мы другого и не заслуживаем. Только тут я поняла, что что-то не так, что надо по-другому. А в Питере бы тренькала, как дура, на гитаре, пела бы сопливые песенки, может быть, даже с девушкой встречаться бы стала. А тут поняла, ещё не знаю что, но думаю, ты мне объяснишь, поможешь.
Ерохин скатал тощий комок из последнего снега и пустил его в небеса. Голуби, тяжёлые, глухие, лениво падали вниз, не успевая даже углядеть утреннее первобытное небо.
- Слушай, мне нельзя у тебя подремать? А то ко мне гости из района вчера приехали, вечером они придут на собрание, познакомишься.
Лиза кивнула. Незаметно они подошли к остановке - стандартной синей уродине, обклеенной афишами уже прошедших концертов. Устало отдуваясь, фыркая, словно извиняясь, что никого не берёт, троллейбус, прибавив скорости, чтобы не уснуть, пронёсся в депо.